• Просмотр темы - Э. Квин ‘Мини-зарисовки’

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭЛЛЕРИ КВИНА

С Эллери Квином, молодым денди с пенсне на длинном носу ищейки, персонажем, созданным кузенами Фредериком Даннеем и Манфредом Ли, мы знакомы давно. И хотя отдельные приключения Эллери начали переводить еще в 90-х, самым полным (хотя и оно не полное) является СС Эллери Квина изд-ва ‘Центрполиграф’, вышедшее в 2000-х.

В этой теме собраны отдельные расследования Э. Квина, ранее не переводившиеся на русский язык.

  © Переводы выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’
  Перевод: Егор Субботин
  Редактор-корректор: Ольга Белозовская
  Подробности о первых изданиях рассказов во вкладке ‘библиография’.

В Н И М А Н И Е В Т О П И К Е П Р И С У Т С Т В У Ю Т С П О Й Л Е Р Ы. Ч И Т А Т Ь О Б С У Ж Д Е Н И Я П О С Л Е П Р О Ч Т Е Н И Я Р А С С К А З А !

ATTENTION!
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
АВСТРАЛИЙСКИЙ ДЯДЮШКА
  — Что заставило вас позвонить мне, мистер Хониместер? — спросил Эллери. Он был раздражен, во-первых, потому что была половина одиннадцатого, и он собирался заснуть внизу с его любимой книгой (словарем), когда зазвонил телефон.
  — Мне посоветовал сотрудник службы безопасности из хотеля, — сказал человек на линии. Его соленый акцент кокни напоминал о Лондоне, но мужчина сообщил, что он из Австралии.
  — В чем ваша проблема?
  Оказалось, что Герберт Пичтри Хониместер был не только из Австралии, он был чьим-то дядей из Австралии. Дяди из Австралии являлись древнейшим элементом детективных историй, и один из них был здесь, пусть и не совсем во плоти, но, по крайней мере, как голос. Поэтому уши Эллери начали чесаться.
  Как выяснилось, мистер Хониместер был дядей из Австралии ‘кого-то’ трех, племянницы и двух племянников. Уехавший из Англии тридцать лет назад, Хониместер сказал, что он сколотил себе состояние на нижнем континенте, ликвидировал предприятие, и теперь готов — ах, классическая ситуация! — отписать все в завещании. Молодая племянница и два молодых племянника были его единственной родней (если у него был кто-то еще, то на них его щедрость не распространялась), и все трое являются жителями Нью-Йорка, Хониместер отправился в Соединенные Штаты, чтобы познакомиться с ними и решить, кто из них заслуживает того, чтобы стать его наследником. Их имена были Миллисент, Престон и Джеймс, и все они были Хониместеры, детьми его единственного умершего брата.
  Будучи голосом разума, Эллери спросил:
  — Почему бы вам не просто разделить имущество между всеми троими?
  — Потому что я не ‘очу, — сказал Хониместер (действительно, разумная причина). Видимо, его пугала идея разделить капитал.
  Он потратил три месяца на то, чтобы поближе познакомиться с Миллисент, Престоном и Джеймсом; и в этот вечер он пригласил их на обед, чтобы объявить о великом решении.
  — Я сказал им: ‘Старому ‘ерберту, — говорю я, — старому ‘ерберту приглянулся один из вас. Без хобид, вы славные, парни, но деньги получит Милли. Я подписал завещание, назначив ее моим наследником’.
  Престон и Джеймс согласились с его заявлением, когда Хониместер сказал, что он считал все это проклятой честной игрой, и они даже отметили удачу своей сестры Милли шампанским.
  Но после ухода трио из его гостиничного номера, у дяди из Австралии появились запоздалые мысли.
  — У меня никогда не было проблем из-за денег, мистер Квин, но, возможно, отдав их, я приобрету парочку. Мне шестьдесят, вы знаете, но врачи говорят мне, что я похож на один из ваших долларов — могу протянуть еще пятнадцать лет. Предположим, Милли решит, что ей не ‘очется ждать так долго?
  — Тогда напишите другое завещание, — сказал Эллери, — верните все как было.
  — Это может быть несправедливо по отношению к девушке, — запротестовал Хониместер. — У меня нет реальных хоснований для подозрений, мистер Квин. Поэтому мне нужны хуслуги следователя, покопаться в жизни Милли, выяснить, готова она пробить ‘олову своему бедному богатому дядюшке. Можете ли вы приехать сюда прямо сейчас, чтобы я мог вам рассказать все, что я знаю о ней?
  — Сегодня ночью? Мне не кажется, что это необходимо! Может быть завтра утром, мистер Хониместер?
  — Завтра утром, — сказал упорно Герберт Пичтри Хониместер, — может быть слишком поздно.

  Так что по какой-то неясной ему причине — хотя его уши чесались, как сумасшедшие — Эллери решил отозваться на просьбу австралийца. В 11 часов и 6 минут вечера он уже стучал в дверь номера Герберта Хониместера в отеле в центре города. На стук никто не реагировал и Эллери, дернув дверь, обнаружил что она не заперта. Внутри находился костлявый худой маленький человек с белой копной волос и загаром, вытянувшийся на ковре лицом вниз, с медным восточным ножом для бумаг в его спине.
  Эллери подскочил к телефону, велел оператору в гостинице отправить наверх врача и позвонить в полицию и опустился на одно колено рядом с лежащей фигурой. Он увидел, как зашевелилось веко.
  — Мистер Хониместер! — торопливо сказал он. — Кто это сделал? Кто из них?
  Уже посиневшие губы задрожали. Сперва ничего не было, но потом Эллери услышал, совершенно отчетливо, одно слово.
  — Хониместер… — прошептал умирающий.
  — Хониместер? Какой Хониместер? Милли? Один из ваших племянников? Мистер Хониместер, вы должны сказать мне…
  Но мистер Хониместер больше ничего никому не мог сказать.

  На следующий день Эллери присутствовал в роли зрителя в одном из кабинетов своего отца в полицейском управлении. Режиссером был, конечно же, инспектор Квин; а главные роли исполняли три Хониместера — Миллисент, Престон и Джеймс. Маленький инспектор раздраженно расхаживал между ними.
  — Все, что ваш дядя смог произнести перед своей смертью, — рявкнул инспектор, — это имя Хониместер, которое указывает нам только на то, что это был кто-то один из вас, но не кто именно.
  — Это оригинальный случай, помоги мне, Боже, — продолжил старик. — Убийство состоит из трех частей — мотива, способа, возможности. Вы трое замечательно им соответствуете. Мотив? Только у одного из вас была выгода от смерти Герберта П. Хониместера — и это вы, мисс Хониместер.
  Миллисент Хониместер имела широкие бедра и широкое лицо с не менее широким носом посередине. Достаточно очевидно, решил Эллери, что она могла совершить убийство с целью получить это лакомое наследство.
  — Я не убивала его, — возразила девушка.
    — Все так говорят, мисс Хониместер. Способ? Ну, на ноже, которым это сделали, нет отпечатков — из-за своеобразного покрытия на рукоятке и лезвии — но он довольно необычен, и установить его владельца было просто. Мистер Престон Хониместер, нож, которым был убит ваш дядя, принадлежит вам.
  — Принадлежал мне, — кашлянул Престон Хониместер, длинный и худой клерк с клыками, как у голодного оцелота. — Как раз на прошлой неделе я подарил его к дяде Герберту. Отец оставил его мне, и я думал, что дядя Герберт хотел бы иметь что-нибудь на память о своем единственном брате. Он заплакал, когда я отдал ему нож.
  — Я тронут, — прорычал инспектор. — Возможность? Как выяснилось, одного из вас видели там, приняв за слоняющегося бездельника, вчера вечером после того, когда закончился званый обед — и это были вы, Джеймс Хониместер.
  Джеймс Хониместер был пьянствующим типом, полным спиртного разных сортов; он работал в спортивном отделе таблоида, пока его не выгнали оттуда из-за пьянства.
  — Конечно, это был я, — рассмеялся Джеймс Хониместер. — Черт, я остался там, чтобы выпить несколько стаканчиков, прежде чем вернуться домой. Это значит, что я большой и злой убийца?
  — Это все равно что прийти на заключительный этап гонки трех лошадей, — пожаловался инспектор Квин. — Миллисент Хониместер лидирует из-за мотива — хотя я хотел бы отметить, что вы, Престон, или вы, Джеймс, могли прибить старичка, чтобы преподать ему урок за то, что он не оставил деньги вам. Престон лидирует со способом; у меня есть только ваше неподтвержденное заявление, что вы отдали письменный нож Герберту Хониместеру; но я знаю, что он ваш. Хотя, опять же, даже если вы отдали Хониместеру нож, то вы, Милли, или вы, Джеймс, могли бы воспользоваться им в том гостиничном номере. И Джеймс, вы лидируете с возможностью — хотя ваш брат или сестра могли бы легко прокрасться к комнате вашего дяди так, чтобы их не заметили. Эллери, что ты сидишь там, как манекен?
  — Я размышляю, — сказал Эллери с задумчивым взглядом.
  — И ты понял, — ехидно спросил его отец, — кого из Хониместеров имел в виду их дядя, когда он сказал, что его убил ‘Хониместер’? Ты видишь проблеск?
  — О, больше чем проблеск, папа, — сказал Эллери. — Я вижу все.

  Вызов читателю
  Кто убил дядю Герберта из Австралии?
  И как Эллери понял?

  — Старый ‘ерберт был прав, папа, — сказал Эллери. — Милли, роняя слюни над перспективой получить все эти австралийские лакомства, не может ждать, пока ее дядя умрет естественным образом. Но ей не хватало мужества убить его самой — не так ли, мисс Хониместер? Поэтому вы пообещали разделить лакомства на три части с вашими братьями, и они охотно присоединились к вашему заговору. Вместе безопаснее, и тому подобное. Правильно?
  Трое Хониместеров стали очень тихими.
  — Это очень опасно, — печально сказал Эллери, — пытаться проявить изобретательность в убийстве. План состоял в том, чтобы запутать дело и сбить с толку полицию — у одного из вас был мотив, у другого оружие, третий имел возможность. Все это было рассчитано на то, чтобы размыть подозрение — распространить его на всех.
  — Мы не понимаем, о чем вы говорите, — сказал пьющий Хониместер, довольно трезво; и его брат и сестра сразу кивнули.
  Инспектор был обеспокоен.
  — Но как ты понял, Эллери?
  — Потому что Герберт Хониместер был кокни. Он опускал звуки ‘х’ и ‘г’ в начале слов; в некоторых словах, начинающихся с гласной, он также добавлял звук ‘х’. Так что он ответил, когда я спросил его, кто из троих ударил его ножом? Он сказал: ‘Хониместер’. Я до сих пор не понимал, что он не говорил ‘Хониместер’ — он добавил ‘х’. На самом деле он сказал ‘они вместе’ — его убили все трое!
ГОДОВЩИНА СВАДЬБЫ
  Эллери очень любил Райтсвилл, и город отвечал ему взаимностью — отдавая должное таланту сыщика, каждый раз встречал его новым преступлением. Тем не менее Квин раз за разом приезжал в любимый город, надеясь, что в этот раз он просто насладится этим местом. Тем более что погода способствовала: всюду цвели магнолии (и это в Новой Англии), сирень одеялом укутала все вокруг. Зеленое пятно мемориального парка, словно часовые, охраняли древние клены, стоящие вдоль Стрейт-стрит. Этот день просто не годился для смерти. Так, по крайней мере, говорил себе Эллери.
  Он пересек Площадь (которая была круглой), прошел мимо Ратуши и эстрады Американского легиона и свернул в переулок за зданием окружного суда, в западном крыле которого находилось полицейское управление Райтсвилла.
  — Старый я дурак. — Именно такими словами встретил старого друга шеф Ансельм Ньюби, энергично тряся руку Эллери. — Когда вы позвонили и пригласили меня поужинать, я начисто забыл о вечеринке у мистера Б. Я уже поговорил с ним, и он будет рад, если вы придете со мной. Надеюсь, вы не против?
  — Конечно нет.
  Эрнст Бонфель был одним из немногих видных райтсвилльцев, с которым Эллери не был лично знаком, хотя часто встречал это имя в новостных и рекламных колонках ‘Райтсвилльского архива’, на который был подписан.
  По меркам горожан, Бонфель был новичком в общине. Но отсутствие местных предков он более чем восполнял добрыми делами. Как один из ведущих торговцев в Хай-Виллидж — он был ювелиром с филиалами по всему штату — Бонфель занимал в округе Райт то же положение, что и Cartier на Пятой авеню. Он успел побывать президентом Торговой палаты, занимал высокие посты в большинстве благотворительных обществ, его дважды избирали в городской совет, регулярно просили возглавить Красный Крест, Общественный Фонд и другие важные движения. Из-за его частных пожертвований ему дали прозвище ‘мистер Благодетель’, которое ‘Архив’ сокращал до ‘мистер Б.’. Говорили, что никто не приходил к мистеру Б. без реальной необходимости и не уходил от него с пустыми руками.
   — Судя по всему, что я читал о нем, — сказал Эллери, пока шеф Ньюби вез его в сторону Хилл-Драйв, — он ближе всех к званию почетного жителя Райтсвилла.
  — Нет ни одной живой души в Лау-Виллидж или Хай-Виллидж, — сказал шеф полиции, — кто бы ни молился на него.
  — А вы не забыли некоторые интересные слухи годовой давности, Анс?
  — Вы о том, когда он снова женился? — спросил Ньюби. — Вы знаете маленькие города. Они болтали даже, когда он женился в первый раз. Эстер, его первая жена, была намного моложе мистера Б. — ей было двадцать пять лет, когда она родила Эми, их единственного ребенка, а Эрнст в два с лишним раза старше, ему пятьдесят пять, — и это вызвало много пересудов в наших женских войсках, особенно из-за того, что Эстер была из семьи Дейд, и вы знаете, как давно Дейды живут в нашем городе. Но слухи скоро затихли, и о мистере Б. не было сказано ни одного дурного слова до прошлого года, когда Эстер погибла в автокатастрофе, а он менее чем через месяц женился на Зельде Браун, младшенькой Эла Брауна — из кафе-мороженого Брауна.
  — И что это были за слухи? — полюбопытствовал Эллери. — ‘Архив’ был на удивление тактичен.
  — Ну, во-первых, Зельда был секретарем-бухгалтером в его райтсвилльском филиале; они часто были вместе. И Зельда выглядит довольно сексуально. Поэтому, как только мистер Б. женился на ней, дамы начали шептать, что у них был роман за спиной Эстер. Чертовы сплетницы! Я знаю мистера Б. и не сомневаюсь, что он был верен жене. Конечно, слишком короткий срок между смертью Эстер и повторной женитьбой Эрнста поспособствовал слухам...
  — Некоторые мужчины рождены для брака, — сказал Эллери авторитетом человека, который никогда не был женат.
  — Но это не все. Эрнст допустил промах, или, может, просто забыл в суматохе, женившись на Зельде в день рождения Эстер.
  — Самый щедрый из людей, — отметил мудрец, — часто наименее тактичен.
  — В любом случае, Эллери, все в прошлом. За год брака кумушки не нашли ничего, что могло бы скомпрометировать Зельду. Она воспитывает ребенка Эстер — Эми сейчас пять лет, — как если бы она была ее собственной плотью и кровью, а подобные вещи имеют большое значение в этом городе. Это хорошие люди, Эллери. Они вам понравятся.

  Так и произошло. Ему понравилось все в Бонфелях, от их дома-шале с прямоугольной конструкцией и круто выступающими карнизами (очевидно, построенного мистером Б. в ностальгии по его родной Швейцарии, что должно было поразить его соседей на Хилл-Драйв) до бюргерского убранства интерьера.
  Они были простыми, душевными, как крестьянский суп, людьми. Мистер Б. был дородным и румяным, с серой тевтонской щетиной и глазами с хмельным блеском; он носил парчовый жилет, украшенный тяжелой золотой цепочкой для часов; и Эллери подумал, что ему не хватает только подноса и белого фартука для образа типичного официанта в пивной в Цюрихе. Что касается Зельды Бонфель, урожденной Браун, Эллери почти не узнал ее. В последний раз он видел Зельду, когда та была подростком и работала после школы в кафе-мороженом отца в Лау-Мэин. Теперь она была дородной, статной hausfrau в туго затянутом поясе, веселая, авторитетная и, очевидно, всеми любимая.
  Не нужно было быть провидцем, чтобы увидеть привязанность между Зельдой и ребенком первой жены ее мужа. При приближении незнакомца маленькая Эми вцепилась в юбку своей мачехи, ее бледные дейдовские глаза были огромными. Зельда быстро успокоила ее, Эллери принялся обрабатывать девчушку, и через несколько минут ребенок оказался у него на коленях.
  — Раньше мы любили тебя, — шепнула Эми.
  — Правда, Эми? — спросил Эллери. — Когда это было?
  — Когда моя мама была маленькой.
  — И это, юная леди, — сказала Зельда, покраснев, как герань, — это последний раз, когда я рассказываю тебе свои девичьи секреты! Поцелуй мистера Квина, шефа Ньюби, и папу, пожелай спокойной ночи и иди в постель.
  — Я должен чувствовать ревность, мистер Квин, — усмехнулся Эрнст Бонфель, когда его жена отвела маленькую девочку наверх. — Это секрет, который моя Зельда никогда не доверяла мне. — У него был легкий немецкий акцент.
  — Мне, кстати, тоже.
  — Но я не ревнивый; это одна из вещей, за которые я благодарен Богу. Слишком многие тратят свою жизнь на зависть и ненависть. А я настоящий философ! Думаю, что это наши остальные гости. Извините. — И мистер Б. поспешно направился к входной двери.
  — Я говорил вам, — рассмеялся Ньюби.
  — Я рад, что пришел, Анс.
  Но радость Эллери продлилась лишь полчаса.

  Трое других гостей тоже были мужчинами. Сначала Эллери заподозрил, что леди отсутствуют не просто так. Но оказалось, что Франклин Лэнг был холостяком, Роб Паккард — вдовцом, а жена Мартина Овербрука подхватила незваный весенний вирус и настояла на том, чтобы ее муж посетил юбилейную вечеринку Бонфелей один, дабы не огорчать хозяев.
  Из этих троих Эллери встречался только с Лэнгом. Высокий худой мужчина с глазным тиком и прожилками на носу, Лэнг был главным редактором ‘Архива’. Почти в каждый свой приезд, который газета считала чуть ли не главной новостью, Эллери время от времени встречался с ним. Газетчик всегда казался Эллери довольно замкнутым. Но в этот вечер во Франклине Лэнге не было никакой замкнутости. Он хлопнул мистера Б. по сильному плечу, а затем обнял его длинной рукой.
   Роба Паккарда Эллери знал только по слухам. Он был бывшим брокером по недвижимости, который за одну ночь превратился в генерального строительного подрядчика и даже сумел вытеснить неизменного Дж. С. Петтигрю с места председателя городского совета по недвижимости. Паккард был рыжеволосым человеком в итальянском шелковом костюме и галстуке-бабочке.
  Он тоже обнял хозяина.
  Мартина Овербрука Эллери совсем не знал, хотя вспомнил, что на грязных стенах одного из старых кирпичных зданий в Лоу-Виллидж он видел надпись ‘Коробки Овербрука’. Овербрук был энергичным маленьким парнем, который ворвался, как Белый Кролик, глядя на часы и крича: ‘Я не опоздал, мистер Б.? Надеюсь, что нет… Джинни не смогла прийти, она болеет… о, она ведь позвонила Зельде, я забыл… поздравляю’, при этом сияя; его голос янки разносился по комнате, словно артиллерийские залпы.

  Начались знакомства и веселые разговоры, большая часть которых касалась неожиданного присутствия усыновленного сына Райтсвилла, как горожане в шутку называли Эллери. Затем вниз слетела Зельда Бонфель, и последовало еще больше объятий, шуток по поводу первых годовщин и много смеха. После чего миссис Б. ткнула локтем в мясистые ребра супруга
  — Хороший же ты хозяин! Разве ты не должен был сначала кое-что сделать?
  Схватив себя за голову и воскликнув: ‘Ах, я забыл! Подождите минутку’, мистер Б. убежал, чтобы вернуться через мгновение, толкая барную тележку с бутылкой шампанского в ведерке, бутылкой ликера причудливой формы, шестью бокалами для вина и бокалом для ликера (вот теперь он действительно похож на официанта из пивной, мысленно усмехнулся Эллери).
  — Что ж, открой его, Эрнст, — сказала миссис Б., — что ты стоишь?
  На что мистер Б. ответил с хитрой улыбкой:
  — Сначала самое главное, Зельда.
  Он вынул из кармана пиджака шкатулку для драгоценностей и подал ей, со словами: — Как ювелир, я знаю, что на первую годовщину нужно дарить часы. Но как часы могли выразить мои чувства? Открой ее, liebchen.
   Зельда Бонфель открыла коробку и ахнула, высоко подняла великолепный изумрудный браслет и вдруг, неожиданно разрыдавшись, бросилась в объятия мужа.
   — Хотел бы я подарить тебе весь мир, Зельда.
   Эти слова были сказаны с такой простотой, что никого не смутили, даже Эллери, у которого была аллергия на клише.
  Пока Зельда примеряла браслет и все восхищались им, Эрнст Бонфель, крикнув: ‘Приступим!’, начал бороться с пробкой от шампанского, которая одержала верх в этой войне, вдруг вырвавшись и облив хозяина шипучим напитком. Молодая женщина смеялась так, что каждый изгиб ее тела образовывал параболу.
  Затем мистер Б. наполнил бокалы и раздал их; а когда Эллери заметил, что он пропустил себя, мистер Б. покачал головой и сказал:
  — Зельда скажет вам, что я не пью, мистер Квин. Я не пью ничего, кроме ликера, и то только в очень особых случаях, например, как сегодня вечером.
   Он открыл бутылку ликера и налил себе буквально несколько капель содержимого топазного цвета, словно каждая из них была драгоценной, и поднял бокал.
  — Друзья, тост. Есть такая немецкая пословица: когда старик женится на молодой жене, смерть смеется. За мою Зельду!
  Гости, повторив за хозяином: ‘За Зельду!’ опустошили свои бокалы, а Эрнст Бонфель поднес бокал ликера к губам, посмотрел на свою покрасневшую жену, усмехнулся, откинул голову назад и осушил бокал, что, по мнению Эллери, не было почтительно по отношению к ценному ликеру, даже во время тоста. Затем глаза ювелира широко раскрылись, он с хриплым криком схватил себя за горло, а другой рукой стал что-то нащупывать, словно ища, за что можно схватиться, и, наконец, тяжело упал на пол, извиваясь в конвульсиях.
  Эллери бросился на колени рядом с упавшим человеком со словами:
  — Это яд. Анс, позвоните Конку Фарнхэму, побыстрее!

  Пока шеф Ньюби бегал звонить доктору Фарнхэму, Франклин Лэнг отвел онемевшую женщину в сторону, а Роб Паккард и Мартин Овербрук растерянно вертелись перед своим лежащим другом, дрожь затихла, а дыхание Эрнста стало порывистым и очень быстрым.
  — Мистер Бонфель… Эрнст, — сказал Эллери. — Вы меня слышите? Вы знаете, кто это сделал? Кто отравил ваш ликер?
  Посиневшие губы отчаянно пытались ответить ему. Но уже не могли. В этот момент умирающий сделал что-то странное. Левой рукой он дотянулся до живота и отыскал нижний левый карман своего парчового жилета. Он пытался что-то найти в кармане указательным и большим пальцем. Затем он вытащил пальцы и вытянул руку, словно предлагая что-то, и его мощное тело выгнулось, как натянутый лук, и выпустило стрелу.
  Мистер Б. замер.
  — Мертв, — горько сказал Эллери. — Клянусь, ноги моей больше не будет в Райтсвилле.
  Но затем он разжал пальцы Эрнста Бонфеля.
  В руке ювелира лежал большой необработанный бриллиант.
  — Что он пытался вам сказать? — пробормотал строительный подрядчик Паккард.
  — Бриллиант, — сказал маленький Овербрук, производитель бумажных коробок. — Что означает бриллиант?
  Но прежде чем Эллери смог ответить, вернулся шеф Ньюби.
  — Доктор Фарнхэм будет здесь, как только его найдут, — сказал шеф полиции и остановился. — Он мертв? — спросил он, глядя на своего друга. — Мистер Б.?
  — Мне жаль, Анс.
  — Вам жаль! Мы были его лучшими друзьями.
  — Я знаю. — И через секунду Эллери сказал: — Быстродействующий яд. Он мог быть только в той бутылке с ликером.
  — Но кому вообще нужно было убивать Эрнста? — спросил Паккард. В его глазах стояли слезы; Овербрук отвернулся.
  Шеф полиции взял бутылку за горлышко, понюхал ее содержимое и аккуратно поставил. Он был одним из тех маленьких людей, которые умудряются выглядеть так, будто сделаны из камня. Его живое лицо стало таким же твердым, как и все остальное. Он подошел к дивану, развернул вязаный плед и осторожно накинул его на тело Эрнста Бонфеля.
  — Никогда не слышал о таком, — сказал он, отвернувшись и кивнув на бутылку ликера. — Что это?
  Эллери подошел к ней. Он осмотрел этикетку.
  — Я тоже впервые вижу такой. Сделан в монастыре в Швейцарии. Зельда должна знать.
  — Зельда знает, — сказала она, и в дверном проеме появилась новоиспеченная вдова, а следом за ней Лэнг, который качал головой, словно говоря: ‘Я не мог ее удержать’. Лицо молодой женщины покраснело от слез, но оно было таким же твердым, как и у Ньюби. Она подошла к краю дивана и села рядом с телом мужа.
  — Нет, я в порядке, — сказала она, когда Эллери и Ньюби подошли к ней. — Я хочу помочь. Я должна помочь. Мистер Квин, что вы хотите знать?
  — Все о ликере. Я никогда не слышал о таком.
  — Его никогда не продавали за пределами Швейцарии, потому что монахи могли производить только небольшие количества. Эрнст обожал его — это единственный алкоголь, который он мог пить, как он сказал вам. Затем монастырь был расформирован. Эрнст купил столько бутылок, сколько смог найти, — я думаю, около полдюжины — и привез их с собой, когда приехал в Штаты.
  — Сколько бутылок осталось?
  — Это последняя. Он берег ее. Это единственная вещь, которой Эрнст не делился.
  — Это правда, Эллери, — сказал Франклин Лэнг. — Эрнст отдал бы вам носки с ног, но за все годы, что я его знал, он ни разу не предложил мне выпить из этой бутылки. Он когда-нибудь предлагал тебе, Роб?
  Паккард покачал головой, а Мартин Овербрук сказал: ‘Мистер Б. мертв. Это невозможно’, и снова отвернулся.
  — Другими словами, никто не пил из этой бутылки, кроме вашего мужа, Зельда? Даже вы?
  — Верно, мистер Квин. — Теперь она изо всех сил пыталась контролировать свой голос. — Фактически сегодня вечером я впервые видела, как Эрнст пьет его, учитывая, что в бутылке так мало осталось. Он пытался растянуть его на как можно дольше.
  — Тогда яд мог быть предназначен только для него, — сказал шеф Ньюби резким тоном. — А что там с бриллиантом, Эллери?
  — Когда вы пошли звонить Фарнхэму, я спросил Бонфеля, знает ли он, кто его отравил. Он пытался сказать, но не мог. Тогда он вынул бриллиант из кармана жилета и умер.
  Шеф полиции осмотрел его.
  — Я не вижу в нем ничего особенного, кроме размера. А вы что-нибудь знаете, Зельда?
  Молодая вдова покачала головой.
  — Я даже не знала, что он у него был. У Эрнста в карманах часто лежали необработанные камни. Они есть у многих ювелиров.
  — Он пытался ответить на ваш вопрос, мистер Квин. Вам не кажется? — спросил подрядчик.
  — Не вижу, как еще мы можем объяснить последнее действие умирающего, — сказал Эллери. Я спросил его ‘Кто вас убил?’, и он вытащил бриллиант. Поэтому мы должны начать с бриллианта.
  — Бриллиант, — сказал изготовитель коробок, — это просто бриллиант.
  — Да, мистер Овербрук, но он тоже кое-что значит. Вспомните. Это была годовщина его свадьбы; годовщина была очень важна для Эрнста Бонфеля. Итак, давайте подумаем о бриллианте в связи с годовщиной свадьбы.
  — По традиции, — сказал Эллери, — бриллиант связан с шестидесятой и семьдесят пятой годовщинами свадьбы. На первую годовщину принято дарить бумагу. Но в официальном списке подарков на годовщины, утвержденном ювелирной промышленностью, первыми стоят часы, о чем сказал Эрнст. Бриллиант же занимает тридцатую позицию. Иными словами, отвечая на мой вопрос, кто отравил, он, будучи ювелиром, ответил своим профессиональным символом — тридцать.
  — Тридцать, — пробормотал шеф Ньюби. — Кого, черт возьми, он имел в виду под тридцатью? В этом нет никакого смысла.
  Эллери молчал. Внезапно он сказал:
  — Надеюсь, никто не будет возражать, если я проведу эксперимент? Мистер Овербрук, вы связаны как-то с числом тридцать?
  Маленький производитель подпрыгнул.
  — То есть вы подозреваете, что это я отравил бутылку мистера Б.? — гневно воскликнул он. — Мне не нравится ваш эксперимент, мистер Квин! И ваш вопрос!
  — Почему бы вам не ответить, Марти? — тихо спросила Зельда Бонфель.
  — О чем, Зельда? Я был Эрнсту почти как брат!
  — Да, Марти, — сказала она, — но вы не забыли про кредит?
  — Кредит? — Овербрук облизнул губы. — Не понимаю, какое это имеет отношение…
  — Какой кредит? — спросил Эллери.
  — Это нелепо! Три года назад я был начальником фабрики по производству бумажных коробок. Хозяин решил уйти в отставку. Он предложил мне выкупить ее, но у меня не хватало средств, и я не мог выплатить банку нужный залог. Эрнст пришел мне на помощь. Без залога он дал мне достаточно денег, чтобы оплатить покупку фабрики.
  — Насколько большим был кредит?
  Овербрук снова облизнул губы.
  — Тридцать тысяч долларов. — Он быстро продолжил: — Но это просто совпадение…
  — Вполне возможно, потому что здесь есть как минимум еще одно тридцать. — И Эллери повернулся к Франклину Лэнгу.
  — Я? — сказал Лэнг.
  — Боюсь, что так, Фрэнк. Вам, как журналисту и главному редактору ‘Архива’, не нужно напоминать, что цифра 30, написанная в конце газетной копии, означает ‘конец’; это широко распространенный символ в журналистике, по крайней мере в этой стране. Я просто обращаю на это внимание, Фрэнк.
  — Я чувствовал к Эрнсту, — огрызнулся журналист, — то же, что и Марти Овербрук, Роб Паккард и все остальные в городе. Четыре года назад я был госпитализирован на восемь месяцев после операции. У меня не было сбережений, а медицинские расходы были огромны. Почти все это время мистер Б. оплачивал мои счета. Разве я мог отплатить ему ядом? Это даже не было кредитом — Эрнст и слушать бы не стал, если бы я захотел вернуть ему деньги. Кроме того, сколько людей за пределами газеты слышали об этой глупости с тридцатью?
  — Верно, — согласился Эллери. Он посмотрел на строительного подрядчика. — А что насчет вас, мистер Паккард?
  — Меня и тридцати? — Роб Паккард медленно кивнул. — Это странно, мистер Квин, но в этой области у нас с Эрнстом тоже есть связь. Именно Эрнст вытащил меня из брокерской игры с недвижимостью. У него был участок земли в Хилл-Вэлли, недалеко от аэропорта, и он пришел ко мне с предложением. Он предвидел, что жилая часть Райтсвилла будет расширяться в этом направлении, и предложил выделить землю и финансирование, предоставив мне права на эту идею и управление на партнерской основе. Я клюнул на это, как форель. Вот так я стал строительным подрядчиком. Мы назвали застройку ‘Тридцать акров’ в честь количества земли, на которой мы построили дома. Вы найдете это название на всех новых картах Райтсвилла. — Паккард тяжело вздохнул. — Это, конечно, значит, что я хотел убить Эрнста Бонфеля?
  — Признаю, мотив в этом деле — самое сложное, — грустно сказал Эллери. — Вероятно, мистер Б. мог оказать услуги половине Райтсвилла. Кстати, Зельда, — внезапно сказал он, поворачиваясь к ней. — Ваш муж был богатым человеком. И вы достаточно молоды, чтобы быть его дочерью. Простите меня, но это случалось прежде. По крайней мере, его смерть обещает вам...
  — С точки зрения выгоды, мистер Квин, — сказала Зельда Бонфель, рассматривая его, словно микроба под микроскопом, — абсолютно ничего. Когда мы поженились год назад, я настояла, чтобы Эрнст написал завещание, по которому он все оставляет Эми. У меня имелись для этого причины, которые никого не касаются, но, учитывая произошедшее, я расскажу вам. Во-первых, ходили слухи, о которых, я полагаю, вы слышали. Я не хотела, чтобы Эрнст — когда он услышит эти сплетни — подумал, что я вышла за него ради денег. Во-вторых, я хотела защитить Эми и убедить Эрнста не волноваться за ее будущее. В конце концов, я не была ее настоящей матерью, и если бы Эрнст умер раньше меня, что вполне вероятно, Эми осталась бы на моем попечении. У нас был спор насчет завещания. Наконец Эрнст пошел на компромисс. Он сделал так, чтобы после трех лет брака мы с Эми поделили его имущество пополам. Эрнст умер всего через год после нашей свадьбы, и я осталась ни с чем. Зачем мне было его убивать? Это глупо.
  — Не совсем, — мягко сказал Эллери. — Вот возможная причина, такая же старая, как холмы, и такая же новая, как эта весна: другой человек.
  Ее подбородок вздернулся.
  — Можете поискать его, мистер Квин. Вы тоже, Анс. Ищите, сколько хотите. Вы ничего не найдете. Я любила своего мужа и была ему верна.
  Эллери тяжело вздохнул.
  — Никто вас не винит, мистер Квин, — шепотом сказал шеф Ньюби. — Такие вопросы нужно задавать… Зельда, Эрнст хранил бутылку ликера в шкафу в столовой, не так ли? Он держал шкаф запертым?
  — Эрнст никогда ничего не запирал, Анс. Вы это прекрасно знаете.
  — Тогда кто угодно мог добраться до этой бутылки! Я не знаю, сколько людей в городе заглядывали сюда время от времени. Мы снимем отпечатки пальцев с бутылки, но я думаю, это будет долгая, долгая работа.
  — Может, и не такая долгая, — сказал Эллери; и он снова повернулся к вдове. — Зельда, вы и Эрнст поженились в Райтсвилле?
  Вопрос застал ее врасплох.
  — Нет. Мы подумали… лучше всего это сделать в Конхейвене, и оттуда мы отправились прямо в Нью-Йорк. Там мы провели медовый месяц. Мы оставили Эми с моей матерью, пока нас не было.
  — В таком случае все понятно. — Эллери выглядел расслабленным и успокоенным. — У меня нет никаких юридических доказательств, Анс, но я могу рассказать вам теорию, которая охватывает все факты. Зельда, чуть ранее вы сказали, что никогда раньше не видели, чтобы Эрнст пил свой личный ликер. Вспоминая об этом, я удивлялся, почему он не пил его, когда они с Зельдой поженились, что, несомненно, было одним из тех особых случаев, когда он может побаловать себя им. Зельда только что объяснила нам причину: они поженились не в Райтсвилле и провели медовый месяц в Нью-Йорке. Поэтому у мистера Б. не было доступа к бутылке, когда они с Зельдой поженились. Поскольку между похоронами его первой жены и его повторным браком прошло всего три или четыре недели, разумно предположить, что Эрнст в последний раз выпивал из этой бутылки во время первого брака — то есть, пока Эстер Дейд была еще жива. Прибавьте к этому атмосферу, которая была в этом городе год назад. Вы сказали мне, Анс, что было много разговоров, когда мистер Б. и Зельда Браун поженились. До этого Зельда работала на Эрнста. Предположим, что до своей смерти в аварии Эстер предвосхитила сплетни — она заподозрила, что между ее мужем и его секретарем-бухгалтером что-то происходит. Предположим, правда это или нет, это стало навязчивой идеей Эстер. Из-за ревности Эстер налила яд в бутылку ликера, из которой пил только ее муж.
  — Эстер, — прошептала Зельда Бонфель.
  — Сегодня вечером, когда он понял, что его отравили, — продолжил Эллери, — мистер Б. вспомнил что-то, о чем мы никогда не узнаем. Но он понял, что ликер отравила Эстер. Будучи не в силах говорить, он из последних сил достал бриллиант, чтобы оставить нам подсказку — подсказку ‘тридцать’. Он не сообразил, что она может указать и на его трех лучших друзей.
  — Я до сих пор не понимаю, — жалобно сказал шеф полиции. — Как эти тридцать указывают, что отравительницей была Эстер?
  — Вы сами сказали мне, Анс, когда мы ехали сюда. Вы сказали, что Эстер было двадцать пять лет, когда она родила Эми. Эми сейчас пять лет. Вы также сказали мне, что Эрнст женился на Зельде в день рождения Эстер. Так что сегодня не только первая годовщина свадьбы Эрнста и Зельды. Это был бы тридцатый день рождения Эстер.

  Шеф Ансельм Ньюби так и не смог доказать, что Эстер Дейд Бонфель убила мужа из могилы, но Ньюби также не возлагал убийство на кого-то еще. Честно говоря, он не очень старался. Что касается Эллери, хотя есть сомнения, что это продлится вечно, он до сих пор не посетил снова свое любимое место преступления, Райтсвилл.
ТРИ СТУДЕНТА
  Клуб Загадок насчитывал шесть членов (один из которых, Аркави нобелевский биохимик, почти никогда не успевал присутствовать на собраниях) и был из-за этого — насколько знал Эллери — самым эксклюзивным обществом в мире.
  Единственной задачей клуба было решать загадки, придуманные его членами, а затем, независимо от результата, пускать слюни, пробовать и поглощать банкет, приготовленный шеф-поваром их хозяина и основателя Клуба, Сайреса, нефтяного мультимиллионера. Участники по очереди выступали в роли отгадчика, и этим вечером снова наступила очередь Эллери.
  Должным образом устроившись в ‘решающем кресле’ в салоне пентхауса Сайреса, Эллери придвинул бутылку к своему локтю, а затем откинулся со своим стаканом, чтобы смотреть на музыку и ее композиторов.
  Маленькой Эмми Вандермир, поэтессе, удостоенной Пулитцеровской премии, было поручено дирижировать увертюрой.
  — Место действия — кабинет президента небольшого колледжа, — начала она, — кабинет расположен на первом этаже административного корпуса. Президент Ксавье...  —
Икс*
Оригинальное написание фамилии Ксавье — Xavier.
, — мгновенно вскинулся Эллери. — Это важно?
  — Вы слишком спешите, — ответила поэтесса. — Сейчас, мистер Квин, важнее всего слушать. Я хотела бы продолжить. У президента Ксавье есть один ребенок, взрослый сын...
  — Который, конечно, студент колледжа.
  — Который, оказывается, им не является. Сын — это парень, бросивший среднюю школу, погруженный в изучение йоги и дзэн.
  — Его имя?
  — Ах, его имя. Хорошо, мистер Квин, я посовещалась с моей мгновенной музой, и она сообщила мне, что сына окрестили
Ксенофонтом*
Xenophon) — древнегреческий писатель и историк афинского происхождения, полководец и политический деятель.
. Президент Ксавье получил докторскую степень по греческой истории. Сейчас Ксенофонт Ксавье только что сделал предложение руки и сердца...
  — Студентке?
  — У вас, кажется, одни студенты в голове. Нет, не студентке. Она экзотическая танцовщица топлесс, которую Ксенофонт встретил благодаря своему гуру. Вы слушаете, мистер Квин? Отец парня — и если вы хотите знать имя президента Ксавье, то это Сент-Франсис — обязался предоставить обручальное кольцо. На самом деле он только что вернулся из своего банковского хранилища. Первое, что президент Ксавье делает, войдя в свой кабинет, — кладет кольцо на стол. Разумеется, это очень ценное кольцо, семейная реликвия.
  — А разве бывают другие? — безжалостно спросил Эллери. — Тогда, — и он сделал паузу, чтобы потянуть свой скотч, — вводите подозреваемых.
  Сайрес кивнул.
  — Делегация из трех студентов, которые представляют три диссидентские группы в колледже.
  — Один, — сказал Дарнелл, адвокат, — студент юридического факультета по имени Адамс.
  — Второй, — сказал Вриланд, психиатр, — студент-медик по имени Барнс.
  — И третий, — сказала поэтесса Вандермир, — литератор по имени Карвер.
  — Адамс, Барнс, Карвер, — произнес Эллери. — А, B, C. Сегодня мы, безусловно, полагаемся на основы. Но продолжайте.
  — Адамс, студент юридического факультета, требует, чтобы звезда футбольной команды, который был исключен после тайного заседания, — сказал адвокат Дарнелл, — был восстановлен на том основании, что он стал жертвой произвола и ему было отказано в надлежащей правовой процедуре.
  — Колледж исключил свою звезду? — Эллери покачал головой. — Очевидно, что это фантазия.
  — Насмешки, Квин, ни к чему вас не приведут, — строго сказал доктор Вриланд. — Что касается Барнса, как и многие студенты-медики, он помешан на сексе, и он тут для того, чтобы потребовать полной отмены ограничений на комендантский час для студенток, посещающих мужские общежития.
  — И молодой Карвер присутствует там, — сказала мисс Вандермир, — чтобы потребовать отдельный и независимых Факультет культуры негров, полностью состоящий из чернокожих.
  — Происходит оживленная дискуссия, президент Ксавье обещает рассмотреть три требования, и студенты уходят. — Сайрес поднял свою похожую на седло руку. — Еще не все, Квин! Ксавье отправляется на обед, запирая единственную дверь в свой кабинет. Он отсутствует двадцать минут...
  — Быстро он ест, — пробормотал Эллери.
  — Когда он открыл дверь, вернувшись, то заметил две вещи. Во-первых…
  — Это то, что кольцо, которое он так кстати оставил на своем столе, — быстро сказал Эллери, — пропало.
  — Да, — сказал Дарнелл, — а во-вторых — сложенный лист бумаги, лежащий на полу возле стола.
  — На котором написано…?
  — На котором написано, — и доктор Вриланд показал свои внушительные зубы, как игривый волк, — неидентифицируемыми печатными буквами, естественно — вы обращаете внимание, Квин?
  — На котором написано, — сказала Эмми Вандермир, — следующее: ‘Об
орясину*
Большая палка, дубина.
осел топорище точит, / А факир, созвав гостей, выть акулой хочет’. Ужасный стих. Я могу с облегчением сказать, мистер Квин, что не имею к нему никакого отношения.
  — Не могли бы вы повторить? — пробормотал Эллери.
  Противники обменялись поздравительными ухмылками. Мисс Вандермир весело повторила вирши.
  — Бессмысленный стих. — Эллери все еще бормотал. — Или... — Он остановился и покачал головой, как боксер, пошатнувшийся от жесткого удара. — Давайте сначала вырубим подлесок. Дверь была взломана?
  — Я вам все упрощу, — сказал Сайрес добрым голосом. — Вошли через окно, которое было повреждено. Никаких отпечатков пальцев. Никаких зацепок.
  — Я так понимаю, что во время визита в кабинет Ксавье Адамс, Барнс и Карвер прекрасно видели кольцо?
  — Прямо там, на столе, — сказал доктор Вриланд. — Они все его видели.
  — Кто еще знал, что кольцо было в кабинете?
  — Никто.
  — Даже его сын Ксенофонт?
  — Даже его сын Ксенофонт.
  — Или его будущая невестка?
  — Никто.
  — Кольцо было видно из окна?
  — Нет, — сказала мисс Вандермир. — Оно лежало за бюстом...
  — Я знаю. За бюстом
Ксантиппы*
Ксантиппа — жена греческого философа Сократа, известная своим плохим характером. Ее имя стало нарицательным для сварливых и дурных жен.
. Над дверью не было открытой фрамуги?
  — Никакой фрамуги.
  — Камин?
  — Никакого камина.
  — И вы не оскорбите меня потайным проходом. Что ж, значит, вором был один из трех студентов. Полагаю, вы хотели, чтобы я пришел к именно такому выводу.
  — Верно, — сказал Дарнелл.
  — И Ксавье уверен, что на полу не было листа со стихом, когда он ушел на обед?
  Снова обмен взглядами.
  — Мы не думали об этой возможности, — признался нефтяник. — Нет, Квин, бумаги не было, когда Ксавье выходил из кабинета.
  — Значит, ее, должно быть, оставил вор.
  — Случайно, Квин, — сказал адвокат. — Позже стало известно, что вор вытащил из кармана носовой платок, чтобы обернуть им руку — он не хотел оставлять отпечатки пальцев, — и когда он это сделал, бумага выпала из его кармана.
  — Он удрал с кольцом, — добавила поэтесса, — не заметив, что оставил после себя стих.
  — Так что вам не нужно больше задавать никаких вопросов, — заявил психиатр. — Трудная задача, Квин, не так ли? Мы были полны решимости поставить вас сегодня вечером в тупик. И, клянусь суперэго Фрейда, Юнга и Адлера, друзья, я верю, что у нас получилось!
  — Дайте мне шанс, будьте людьми, — прорычал Эллери. — ‘Об орясину осел топорище точит, / А факир, созвав гостей, выть акулой хочет’.
  — Мы почти повергли его, — усмехнулся нефтяной король. — Отлично. Как обычно, у вас есть час, Квин. Нельзя заставлять ждать ужин старины Шарло. В чем дело?
  Эмми Вандермир:
  — О, нет.
  Доктор Вриланд:
  — Невозможно!
  Дарнелл, недоверчиво:
  — У вас есть ответ?
  — Ладно, я скажу вам, — сказал Эллери, невозмутимо нахмурив брови, полный покоя. — Да.

  ВЫЗОВ ЧИТАТЕЛЮ
  Кто похитил кольцо?
  И как Эллери узнал?

  — ‘Об орясину осел топорище точит, / А факир, созвав гостей, выть акулой хочет’, — произнес Эллери. — Как стих, это тарабарщина. Поэтому я зарылся в мою кучу тарабарщины, которая на восемьдесят футов выше горы Эверест. Мое проклятие в том, что я никогда ничего не забываю, каким бы бесполезным это ни было.
  Выяснив природу стиха, я понял, что вором не мог быть Адамс, ученик юридического факультета, или литератор — как бы вы ни пытались сделать Карвера своей красной (или мне стоит сказать черной?) сельдью.
  ‘Об орясину осел’ и так далее — это традиционное мнемоническое средство для запоминания названий двенадцати черепных нервов. Например, ‘o’ из ‘Об’ означает ‘обонятельный’ — обонятельный нерв; ‘o’ из ‘орясины’ означает оптический нерв; и так далее. Этот стих используется студентами медицинских училищ. Поэтому бумага выпала из кармана Барнса, ученика медицинского факультета, а значит, похититель кольца — он.
  — Когда я это придумал, — мрачно произнес доктор Вриланд, — то готов был поклясться на своем почетном значке Гиппократа, что в этот раз вы ударите в грязь лицом.
  —
Queen erat demonstrandum*
Переделанное латинское выражение Quod erat demonstrandum (Что и требовалось доказать). Queen — английское написание фамилии Квин.
, — пробормотала Эмми Вандермир. — А теперь, джентльмены, мы отдадим должное Шарло?
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
  Одна из уникальных встреч в короткой и счастливой истории Клуба Загадок началась, как и многие интересные вещи, самым обычным способом.
  В 19:30 этого вечера в среду Эллери оказался в фойе пентхауса Сайреса на Парк-авеню, нажал на звонок, вошел в дверь, которую открыл дворецкий, очевидно, вдохновленный Дживсом, и прошел в грандиозную гостиную, которая так же явно была вдохновлена ранчо на юго-западе, где Сайрес сделал свои миллионы.
  Как всегда, Эллери обнаружил, что члены клуба собрались — за исключением, как обычно, Аркави, биохимика, чья Нобелевская премия приводила его на многие международные симпозиумы, так что Эллери до сих пор не видел его; на самом деле, он решил, что великий ученый является еще одной из озорных выдумок его соратников. Присутствовал и сам Сайрес, их неуклюжий и глубоко уважаемый хозяин — уважаемый не потому, что был мультимиллионером, а за создание клуба; высокий насмешливый Дарнелл с бровями Джона Л. Льюиса, адвокат по уголовным делам, который не совсем ласково был прозван Американской ассоциацией адвокатов Кларенсом Дэрроу богачей; психиатр, доктор Вриланд, аккуратный и румяный, чья профессиональная репутация была такой же большой, насколько был малым его рост; и маленькая Эмми Вандермир с зловещими голубыми глазами, недавно завоевавшая Пулитцеровскую премию за поэзию — на сей раз — при единогласном одобрении.
  Одно из самых строгих правил Клуба Загадок гласило, что нельзя примешивать ничего постороннего, политику или искусство, экономику или мировые дела или даже сочные сплетни, к задаче, которая состояла в том, чтобы предложить одному члену решить загадку, придуманную другими, а затем отправиться к обеденному столу Шарло. Шарло был шеф-поваром Сайреса, с репутацией лучшего в своей области, так же как создатели головоломок в своей. Головоломки всегда были в форме рассказа, который участники рассказывали по очереди, и они были столь же тщательно спланированы для битвы умов, словно судьба страны зависела от результата.
  Сегодня вечером снова была очередь Эллери, и он занял свое место на арене, что в Клубе Загадок означало устроиться в удобном кожаном кресле возле супер-камина, с бутылкой, стаканом и маленькой горкой великолепных канапе Шарло под рукой.
  Начал Дарнелл (по договоренности — последовательность рассказчиков была тщательно распределена).
  — Загадка этого вечера, Квин, прямиком из вашей области…
  — Пожалуйста, опустите судебную психологию, советник, — Эллери растягивал слова, потому что сегодня вечером он чувствовал себя в отличном состоянии, — и продолжайте.
  — ...потому что это история про копов и грабителей, — невозмутимо продолжал адвокат, — за исключением того, что в этом случае полицейский является тайным агентом, которому поручено выследить поставщика наркотиков. Поставщик осуществляет большую оптовую операцию по незаконному обороту наркотиков; сотни толкачей получают от него эту дрянь, поэтому важно схватить его.
  — Проблема в том, — сказал доктор Вриланд, трогая узел своего галстука (интересно, подумал Эллери, что решит его аналитик — это была одна из самых раздражающих привычек психиатра), — его личность точно не известна.
  — Под этим я понимаю, что она не точно известна, — сказал Эллери. — Неизвестный из известной группы.
  — Да, группа из трех человек.
  — Классическое число.
  — Это удобно, Квин.
  — Это главная причина, почему это классика.
  — Трое подозреваемых, — вмешался нефтяник Сайрес, не в силах скрыть хмурого взгляда, потому что Эллери не всегда следовал приличиям, которых, как считал основатель, заслуживают их усилия, — все живут в одном здании. Это трехэтажный дом...
  — Кто-то строит трехэтажные дома, — произнес Эллери, — а я когда-нибудь сочиню трехэтажную историю.
  — Мистер Квин! — и Эмми Вандермир позволила себе хихикнуть. — Пожалуйста, будьте серьезней, или вам не разрешат съесть шедевр Шарло, который, как я понимаю, сегодня совершенно фантастический.
  — Я потерял нить, — проворчал Сайрес. — На чем мы остановились?
  — Прошу у всех прощения, — сказал Эллери. — У нас есть секретный сотрудник полиции, у которого три подозреваемых, один из которых является поставщиком наркотиков, и все трое живут в трехэтажном доме, я полагаю, каждый на этаж. И кто эти жители?
  — Человек, который занимает первый этаж, — ответила маленькая поэтесса, — и чье имя Джон А. Чандлер, известный соседям как Дач, по его инициалам — имеет скромное единоличное предприятие, радио-и телеремонтный магазин, в его квартире.
  — Вопрос в том, конечно, — сказал адвокат Дарнелл, — является ли ремонтная мастерская всего лишь прикрытием для операции по поставке наркотиков.
  Эллери кивнул.
  — И кто занимает средний этаж?
  — Страховой агент, — сказал доктор Вриланд. — Персонаж с именем Катклифф Керри...
  — С каким именем?
  — Катклифф Керри — мы так решили, — твердо сказал психиатр, — и если вам не нравится, это ваша проблема, Квин, потому что он останется Катклиффом Керри.
  — Очень хорошо, — сказал Эллери, — но я думаю, что обнаружил аромат свежей селедки. Или меня пытаются вдвойне одурачить? В любом случае, Катклифф Керри оформляет страховку или пытается, а значит он встречает много людей. Таким образом, страхование может быть прикрытием. И верхний этаж?
  — Сдается в аренду парню по имени Флетчер, Бенджамин Флетчер, — сказал Сайрес. — Флетчер тоже продавец, но совершенно другого рода. Он продает пылесосы.
  — Ходит по квартирам, — сказал Эллери. — Возможно, тоже прикрытие. Хорошо, Дач Чандлер, радио-телеремонтник; Катклифф Керри, страховой агент; Бен Флетчер, продавец пылесосов; и один из них — плохой парень. Так что произошло, мистер Сайрес?
  — Человек под прикрытием наблюдал за зданием и — разве это не называется хвост? — троими мужчинами, согласно его докладам своему начальнику в полицейском управлении.
  — И сразу после того, как он узнает, кто является поставщиком наркотиков, — грустно сказал Дарнелл, — но прежде чем он смог обнаружить убедительные доказательства, он оказывается убит.
  — Как я и подозревал, — сказал Эллери, покачав головой. — Бедняга заработал упоминания в ведомстве и традиционных шести футов дерна. Конечно, он был убит наркоторговцем.
  — Конечно.
  — Чтобы заткнуть его.
  — А как же иначе.
  — Это означает, что он еще не сообщил имя поставщика наркотиков.
  — Ну, не совсем, мистер Квин. — Эмми Вандермир наклонилась вперед, к пламени из золотой зажигалки доктора Вриланда, а затем откинулась назад, дымя, как Паровозик, который смог. Она пыталась обуздать потребление никотина и смолы, поэтому в настоящее время она курила сигареты из обработанного салата-латука. — Действительно, тайный агент не сообщил имя поставщика наркотиков, но в самом последнем докладе перед своим убийством он сделал подсказку.
  — Какого рода подсказку?
  — Он упомянул поставщика — своего будущего убийцу — как, и это точная цитата, мистер Квин, «лишнего человека из трех».
  Эллери моргнул.
  — Ваша задача, мистер Квин, если вы за нее беретесь — и вам лучше сделать это, или будете вышвырнуты из клуба, — сказал Дарнелл своим самым осуждающим адвокатским тоном, — обнаружить виновного среди Чандлера, Керри и Флетчера — того, кто продавал наркотики оптом и убил нашего отважного служителя закона.
  — Лишний человек из трех, хм?

  Эллери сидел, размышляя. Как и на всех подобных критических этапах игры, по правилам, соблюдалась самая строгая тишина.
  Наконец Эллери спросил, где и как произошло убийство тайного агента?
  Дарнелл махнул ухоженной рукой:
  — Честно говоря, Квин, мы обсуждали, придумывать ли запутанный фон для преступления. В конце концов мы решили, что это будет несправедливо, потому что само убийство не имеет ничего общего с загадкой, за исключением того, что оно произошло. Детали не имеют значения и несущественны.
  — Но только, конечно, не для жертвы, хотя это обычно опускается. — Выдав эту философскую жалобу, Эллери вернулся на свое место к ходу мыслей. — Полагаю, после убийства их человека, полиция обыскала все помещения, от крыши до подвала, внутри и снаружи?
  — Можете быть уверены, — сказал Сайрес.
  — Я также полагаю, что нигде в здании не было обнаружено никаких наркотических веществ, амфетаминов, барбитуратов и тому подобного, никакого режущего оборудования, никакой наркотической атрибутики любого рода?
  — Ничего, — сказал доктор Вриланд. — Виновный уничтожил все это до прибытия полиции
  — Один из мужчин состоял на учете?
  Мисс Вандермир улыбнулась.
  — Найн.
  — Был ли один из них женатым человеком, а двое других холостяками?
  — Нет.
  — Наоборот? Один из них — холостяк и двое женатых?
  — Я восхищаюсь тем, как вы выкручиваться, мистер Квин. Ответ по-прежнему отрицательный.
  — Лишний человек из трех. — Эллери снова задумался. — Ну, я думаю, нам придется действовать лексически. По общему определению, лишнее означает странное, необычное, своеобразное. Было ли что-то странное, необычное или своеобразное, скажем, во внешнем виде каждого из этих троих субьектов?
  Доктор Вриланд, с удовольствием:
  — Ничего.
  — В манерах? Поведении? Речи? Походке? Что-то в этом роде?
  Сайрес:
  — Все чертовски обычно, Квин.
  — В происхождении?
  Дарнелл, усмехаясь:
  — То же самое.
  — Ни в ком из них не было ничего странного или причудливого?
  — Ничего, друг, — прожурчала Эмми Вандермир.
  Эллери схватил свой нос, словно врага.
  — Были ли у одного из них проблемы с головой? — спросил он внезапно. — Может, имелось в виду, что один из них ненормальный?
  — Здесь, — сказал психиатр, — вы ступаете на зыбкую почву, Квин. Конечно, любое антиобщественное поведение, как в случае с обычными преступниками, можно так охарактеризовать. Однако в нашей истории ответ нет. Все трое были нормальными — что бы это ни значило.
  Эллери беспокойно кивнул.
  — Я мог бы продолжать называть категории особенностей, но позвольте мне спасти душевное спокойствие Шарло. Использовал ли тайный агент слово ‘лишний’, чтобы обозначить какую-то особенность?
  Маленькая поэтесса оглянулась и получила одобрение, невидимое для глаз Квина.
  — Нет.
  — Тогда это все. О, одна вещь. Отчет, в котором он упоминал поставщика как лишнего человека, был письменным или устным?
  — Что это за вопрос? — спросил нефтяной король. — Чем это может вам помочь?
  — Многим, мистер Сайрес. Если бы это было устное сообщение, тогда не было бы способа узнать, было ли его слово ‘лишний’ с большой Л или маленькой л. Предположим, что он хотел выделить заглавную букву в Л-и-ш-н-и-й. Тогда лишний человек мог оказаться одним из членов Международного Ордена Лишних Людей. Это, безусловно, отличило бы вашего человека от двух других.
  — Это было письменное сообщение, — поспешно произнес Дарнелл, — и л в ‘лишний’ было с маленькой буквы.
  Все почувствовали облегчение. Очевидно, что создатели этой головоломки не учитывали Международный Орден Лишних Людей в их загадке.
  — Есть и другие лишние возможности — если вы простите каламбур, — например, лишнее значение в гольфе, что значит на один удар больше, чем ваш сыграл оппонент. Но я больше не буду тратить время на эзотерику. Ваш тайный агент имел в виду ‘лишний’ в том смысле, что он выделяется среди остальных? Так ведь?
  — Объясните, пожалуйста, — сказал доктор Вриланд.
  — В том смысле, что у двух из трех подозреваемых было что-то общее, что-то, что третий человек не разделял с ними — что делало, таким образом, третьего ‘лишним человеком’ и, следовательно, поставщиком наркотиков и убийцей. Разве не это ваш секретный агент имел в виду под ‘лишним человеком’?
  Психиатр выглядел настороженным.
  — Я думаю, мы можем положительно ответить на этот вопрос.
  — Большое спасибо, — сказал Эллери. — Что подводит меня к увлекательному вопросу: насколько вы умны? Умны в составлении игр или умны в принципе?
  — Я не думаю, — сказала мисс Вандермир, — что мы движемся в верном направлении. Что вы имеете в виду, мистер Квин?
  — Вы хотели предложить мне несколько вариантов решения? Я спрашиваю это, потому что не вижу никакого возможного ответа, кроме трех.
  — Трех! — Сайрес потряс своей массивной головой. — Нам было достаточно сложно придумать один.
  — Я бы хотел, — заявил советник Дарнелл, — услышать один для примера.
  — Хорошо, я назову вам одно решение, хотя сомневаюсь, что вы имели в виду его, так как оно очевидно.
  — Вы знаете, Квин, что у вас жилка садиста? — рявкнул доктор Вриланд. — Очевидно! Какое решение очевидно?
  — Ладно, доктор. Возьмите имена двух ваших подозреваемых, Джона А. — Дача — Чандлера и Бенджамина Флетчера. Как ни странно, эти фамилии совпадают в двух местах. ‘Чандлер’ и ‘Флетчер’ заканчиваются на ‘ер’, и обе состоят из семи букв. Фамилия Катклиффа Керри отличается в обоих случаях — нет ‘ер’ и всего пять букв, — поэтому Керри становится лишней фамилией в трио. В этом решении, Керри, страховой агент является поставщиком-убийцей.
  — Будь я проклят, — воскликнул Сайрес. — Как мы это пропустили?
  — Очень просто, — сказала мисс Вандермир. — Мы этого не заметили.
  — Неважно, как, — отрезал Дарнелл. — Факт, что это произошло. Квин, вы сказали, что у вас есть три решения. Какое другое?
  — Дайте мне подсказку к решению, которое вы имели в виду, поскольку их больше, чем одно. Какое-то ключевое слово, которое указывает направление, но не решает игры. Одного слова будет достаточно.
  Сайрес, Дарнелл и доктор Вриланд вскочили и окружили Эмми Вандермир. Благодаря склонившимся фигурам, опущенным головам и убийственному шепоту, они напоминали проигрывающую команду, собравшуюся в кучу, когда до игры осталось шесть секунд. Наконец, мужчины вернулись на свои места, подталкивая друг друга.
  Заговорила маленькая мисс Вандермир:
  — Вы попросили подсказку, мистер Квин. Подсказка: подсказка.
  Эллери откинул голову и взревел.
  — Верно! Очень умно, учитывая, кто я и что я игрок вечера.
  — Вы швырнули мои знания мне в зубы, посчитав, что я буду так близок к ним, что не увижу. Две фамилии, которые вы придумали, — с удовлетворением сказал Эллери, — принадлежат знаменитым писателям детективов. Чандлер — в этом случае Раймонд Чандлер — был широко известным создателем Филиппа Марлоу. Джозеф Смит Флетчер — Дж. С. Флетчер — создал больше детективов, чем любой другой писатель, кроме Эдгара Уоллеса, или так говорят; ‘Убийство в Миддл-Темпл’ Флетчера публично похвалил никто иной, как президент Соединенных Штатов, Вудро Вильсон. С другой стороны, если когда-то существовал писатель детективов по имени Катклифф Керри, его слава не дошла до меня. Итак, ваш мистер Керри снова становится лишним человеком из трех и ответом на загадку. Разве это не ваше решение, мисс Вандермир и господа?
  Они сказали ‘да’ разными тонами разочарования.
  Обычно, на этом моменте, компания поднималась со стульев и отправлялась на великолепную летнюю кухню Сайрес в столовую. Но сегодня никто не шелохнулся, даже не польстившись на манну небесную, кипящую на плите Шарло. Вместо этого доктор Вриланд издал маленький, вопросительный кашель.
  — Вы, ах, упомянули третье решение, Квин. Хотя я должен признаться...
  — Прежде, чем вы признаете свою вину, доктор, — сказал Эллери с улыбкой, — можно мне? Я назвал вам ваше решение. Я даже назвал другое для ровного счета. Поменяемся? Теперь я вызываю вас. Какое третье решение?..

  ВЫЗОВ ЧИТАТЕЛЮ
  Какое третье решение?

  Десять минут спустя Эллери пощадил их — на самом деле, сказал он печально, больше в интересах сохранения доброжелательности Шарло, чем из естественной добросердечности.
  — Джон А. Чандлер, Катклифф Керри, Бенджамин Флетчер. Чандлер, Керри и Флетчером. Что общего у двоих из них, кроме того, что уже было сказано? А то, что эти фамилии отсылают к торговле или занятиям.
  — Чандлер. — Адвокат, Дарнелл, удивленно оглянулся на остальных. — Точно!
  — Да, шип-чандлер занимается определенным грузом или оборудованием. Если вы отправитесь дальше во времени, то обнаружите, что чандлер был тем, кто производил или продавал свечи, или, как в самой ранней Англии, следил за использованием свечей в домашнем хозяйстве. Так что это все торговля.
  — А две другие оставшиеся фамилии?
  — Да, фамилия ‘Флетчер’. Флетчер был — и технически является — производителем или продавцом стрел; в средние века к тому же, хотя оно редко употреблялось, это слово иногда использовалось для обозначения лучника. В любом случае тоже торговля или занятие.
  Но единственное этимологическое происхождение, которое я когда-либо слышал, приписываемое фамилии Керри — графство Керри, откуда происходит Керри-блю-терьер. И это не торговля, это место. Таким образом, раз фамилии ‘Чандлер’ и ‘Флетчер’ отсылают к занятиям, а ‘Керри’ — к ирландской географии, ваш мистер Керри снова становится непарным значением, лишним человеком — третьим ответом на вашу загадку.
  И Эллери поднялся и галантно протянул руку мисс Вандермир.
  Поэтесса взяла ее, слегка трясясь. И когда они отправились на банкет, она прошептала:
  — Знаете, кто вы, Эллери Квин? Вы интеллектуальный барахольщик!
ЧЕСТНЫЙ МОШЕННИК
  — Кто начинает сегодня вечером? — спросил Эллери. Была его очередь решать загадку.
  — Мой гамбит. — Сайрес был основателем Клуба Загадок. Эти регулярные встречи происходили в его пентхаусе на Парк-авеню, а обеды его первоклассного повара никогда не подавались, пока выбранный участник не победит или потерпит неудачу. Поэтому голодный Эллери занял инквизиционное кресло, лицом к четырем из его пяти товарищей — пятый, Аркави, нобелевский биохимик, находился в Глазго на одном из своих вечно мешающих симпозиумов — и подкрепил себя канапе Шарло с подноса, шедеврами искусства.
  — Злодей сегодняшней Загадки, — начал мультимиллионер, сделавший свое нефтяное состояние на юго-западе, — старый плут, один из тех легендарных старателей, которыми может похвастаться Запад. Этот парень мог жить на бобах и вяленом мясе в температуре, которая может разорвать желудок обычного человека или превратить его кровь в ледяную кашу.
  — Жизнь старого Пита, — приступил к рассказу Дарнелл, криминальный адвокат, — была одной сплошной неудачей. Хотя в свое время он проследил сотни слухов об ‘Эль-Дорадо’ за тысячи километров, он ни разу не сорвал большой куш. Только редкий жалкий комок, выцарапанный из твердого грунта, спасал Пита. Доктор?
  Психиатр, Вриланд, стряхнул пепел со своей сигары за два доллара.
  — Наконец, опустившийся старый лис пришел в отчаяние. Разочарование, одиночество, преклонные годы превратили его ум в острое лезвие; он разрабатывает хитроумный — нет, к чему эта ложная скромность? блестящий! — план. Чтобы воплотить его, он продает почти все, что ему принадлежит. Это приносит ему достаточно денег, чтобы заплатить за яркое объявление в ‘The Wall Street Journal’.
  — ‘The Wall Street Journal’? — С восторженным взглядом Эллери налил себе скотча. — Какое воображение, какой размах! Что, кстати, ваш злодей говорит в своем объявлении?
  Маленькая Эмми Вандермир, которая только что выиграла Пулитцеровскую премию за поэзию, предложила ему лист бумаги. На нем она изобразила своей изящной рукой:
  Финансируй Мой Поиск Урана!
  Невозможно Потерять!!
  5-летняя Гарантия Возврата Денег!
  Полное Возмещение, Даже Если Уран Не Будет Найден!
  Старый Проспект, ящик 1313
  — Не похоже на объявление ‘Wall Street Journal’, — сказал Эллери. — Я спишу это на вашу распущенность поэта, мисс Вандермир. И реакция на приманку Пита?
  — Сильная, — сказал нефтяной магнат. — Вы знаете, что я всегда говорю — верное дело мхом не обрастет. Деньги потекли рекой.
  — Вы можете назвать мне цифры, мистер Сайрес?
  — Ну, скажем, пятьсот простаков инвестируют по 100 долларов каждый, финансируя старого скунса на пять лет. Это 50 000 долларов. Согласны, мисс Вандермир, джентльмены?
  Поэтесса, адвокат и психиатр торжественно кивнули.
  — Короче говоря, мистер Квин, — сказал доктор Вриланд, — если Пит сможет достать уран, инвесторы смогут многократно увеличить свои инвестиции.
  — Вы можете поверить, какими будут пятьдесят тысяч процентов? — подмигнул нефтяник.
  — Но даже если он потерпит неудачу, — вмешался адвокат Дарнелл, — все инвесторы без исключения получат обратно свои первоначальные инвестиции. Такое было предложение Пита.
  — Вы имеете в виду, что если бы я дал Питу 100 долларов, и он не нашел уран, он бы вернул мне мою сотню обратно?
  — Ваши деньги и всех остальных инвесторов.
  Эллери стал медитировать. Компания ждала. Наконец Эллери сказал:
  — Старик нашел уран, или нет?
  — Я могу описать очевидное, джентльмены? — Взгляд озорных голубых глаз поэтессы стал мечтательным. — Старатель Пит, подготовленный и экипированный лучше, чем когда-либо в его самых красивых мечтаниях, отправляется на поиски своего урана. Он проводит годы в эйфории своей породы — в пустынях, на равнинах, в горах, на ледниках, от Южной Калифорнии до Скалистых гор и Аляски, и в остановках между ними — упорные годы ходьбы, скалолазания, копания, промывания или всего того, что вы делаете, когда ищете уран. Солнце жарит его, дождь на него льет, он выглядит как Джек Фрост из-за снега и льда. Много раз он почти умирает от жажды. Он рискует столкнуться с медведем и пумой и, что хуже всего, с одиночеством. Кажется, он заслуживает счастливого конца, мистер Квин, но он его не получает. Он абсолютно ничего не находит. Его счетчик Гейгера не пищит и ничего не показывает. Пока, наконец, срок его гарантии не кончается, и у него не осталось ни цента.
  — Тогда, — сказал Сайрес, — старый Пит выполняет обещание из своего объявления.
  — Конец истории, — добавил Дарнелл с величественной простотой. Наступило невозмутимое молчание.
  — Хорошо, — пробормотал Эллери. — Я понял. Его деньги израсходованы, он не смог найти уран, и все же ему удалось заплатить каждому из своих финансистов. Полностью?
  — Полностью.
  — Тогда и там? Не десять лет спустя?
  — За двадцать четыре часа, — сказал доктор Вриланд. — Вопрос: как Питу удалось это сделать?
  — Полагаю, мне лучше исключить очевидное. Он не нашел ничего ценного? Например, золото? Алмазы? Платину?
  Эмми Вандермир выглядела грустной.
  — Увы, как они говорили, мистер Квин. Он ничего не нашел.
  — Или, как раз накануне этих пяти лет, его давно потерянный дядя — со стороны матери, конечно — умер в Пуне, штат Иллинойс, и оставил ему десять миллиардов сто тысяч?
  — Прошу, — страдальчески сказал адвокат Дарнелл. — Наш Пит без гроша, когда он дает объявление, его геологические работы дают абсолютный ноль, у него нет дяди, и по истечении пяти лет он не может претендовать на единственный оборотный актив. Его оборудование изношено и не стоит того, чтобы его сжечь, и даже его вьючный ослик умер от истощения.
  — Тем не менее, каждый инвестор получает свои деньги обратно.
  — Каждый инвестор, каждый доллар.
  — Хм, — сказал Эллери, снова потянувшись за скотчем.
  — У вас, как обычно, в расположении есть обычный, Квин, — оживленно сказал Сайрес. — После этого, как вы знаете, ужин Шарло…
  — Да, будет несъедобным, а я буду объявлен дураком месяца. — Эллери сделал элегантный глоток. — Чтобы предотвратить обе катастрофы, я лучше решу вашу загадку прямо сейчас.

  ВЫЗОВ ЧИТАТЕЛЮ
  Как старый Пит сумел отдать все 50 000 долларов через пять лет, несмотря на то, что он не смог найти ничего ценного и не имел ни цента?

  — Очевидный ответ, — мягко сказал Эллери, — что он никогда и не касался 50 000 долларов. Не потратил ни цента. Поэтому, когда срок истек, он, естественно, смог вернуть всю сумму.
  — Но если он никогда не касался основной суммы, как ему удалось профинансировать пять лет поисков?
  — Простейшим способом в мире, — Эллери продолжил. — Когда он впервые собрал 50 000 долларов от своих покровителей, он депонировал всю сумму в сберегательный банк. Скажем, пять процентов от 50 000 долларов дадут ему доход в 2500 долларов в год. 2500 долларов в год были роскошным авансом для старого солдата с одним старым осликом и его пожизненной практикой жить без ничего.
  Старый Пит не был мошенником, и он, конечно же, не был негодяем, каким вы его намеренно обрисовали, чтобы сбить меня с пути. Он просто был бизнесменом, следующим деловой практике, проверенной временем. А теперь, товарищи вопрошающие, мы будем вкушать лакомства Шарло? — Эллери махнул своим пустым стаканом. — Я готов съесть ослика Пита.
ДЕЛО ОБЕЗГЛАВЛЕННОГО КОРОЛЯ
  — Что ж, вот и доказательство, — пробормотал Эллери Квин, рассматривая безголовое тело Его Королевского экс-Величества, короля Мусаки из Жаркана, лежащее на полу грязного пансиона. Инспектор Джиггс, достаточно раздраженный сложным преступлением, сердито повернулся.
  — Доказательство чего, мистер Квин?
  — Того, что королевская кровь не голубая, — сказал Эллери извиняющимся тоном.
  Инспектор Джиггс повернулся к Игорю, хилому, как воробей, слуге, который обнаружил тело, и спросил в третий раз:
  — Вы уверены, что король никогда никого не впускал в эту комнату?
  — Я клянусь! — сказал Игорь, делая знак в воздухе. — Я был единственным, кому доверял его величество, единственным, кого он впускал. Никто, кроме меня, не заходил сюда!
  Осмотревшись вокруг, Эллери оценил площадь комнаты в меньше 15 футов. Заколоченное окно было даже меньше, чем казалось. Было три двери; одна вела в гардероб, вторая — в ванную, третья — в коридор. Система слежения на этой двери впечатляла.
  — Мистер Квин! — рявкнул Джиггс. — Эту дверь еще не проверили!
  — Отпечатки пальцев, — задумчиво сказал Эллери. — Нет... такой умный преступник, укравший человеческую голову, не может разочаровать меня, оставив отпечатки.
  — Разочаровать вас, — хмыкнул Джиггс. — Значит, вы уже считаете это дело своим. К сожалению, должен вас огорчить. Я позвал вас только потому, что вы знали короля.
  — К сожалению, должен огорчить вас, инспектор, но единственным монархом в Жаркане, которого я встречал, был нынешний правитель, принц Хок.
  — Но вам известна политическая ситуация.
  — Да, — сказал Эллери, — я знал, что, когда король Мусака сбежал в Америку после восстания, принц Хок объявил за его голову очень высокую награду. — Он с сожалением посмотрел на тело: — И, видимо, кто-то собирается ее получить.
  — Но это невозможно! — задрожал Игорь. — Его Величество был настоящим отшельником. Посмотрите на эту дверь — один из самых сильных замков, которые вы можете купить. И этот глазок! Он никогда никого не впускал, пока не посмотрит в глазок. И если это был не я, принесший ему пищу и вино, то никого другого больше не впускали!
  — Ну, кого-то он впустил, — прорычал Джиггс. — Он впустил сюда кого-то с достаточно большим оружием, чтобы отрубить ему голову!
  — Вы же не имеете в виду меня! — захрипел Игорь. — Я был другом короля, его верным слугой!
  — Не волнуйтесь, Игорь, — спокойно вмешался Эллери. — Инспектор очень хорошо знает, что вы спали, когда это случилось.
  — Точно, точно, — сказал Джиггс. — Значит, это сделал один из пяти людей, которых мы схватили. Это должен был быть кто-то из них!
  — Вы уверены в этом, инспектор?

  Когда раздался крик, в окрестностях находилась полицейская машина. Им понадобилось несколько минут, чтобы отыскать жертву — и к тому времени голова была отрублена и унесена. Тем ранним утром поблизости оказалось всего пять человек, и каждый из них был взят под стражу.
  — Возможно, мне стоит с ними поговорить, — вежливо сказал Эллери. — Я знаю, что это ваше дело, инспектор...
  — Вы чертовски правы!
  — Конечно, вам нужно лишь доказать, как кто-то убедил отшельника, живущего в смертельном страхе за свою жизнь, открыть дверь и впустить кого-то со смертоносным оружием...
  Джиггс сглотнул.
  — Ладно, — проворчал он. — Ничего плохого, если вы поговорите с ними, мистер Квин.

  Эллери отвели в гостиную небольшого пансиона и познакомили с первым подозреваемым, которым оказалась его владелица. Миссис Эмма Хэтэуэй была такой пухлой и розовощекой, какой должна быть хозяйка дома в книжке сказок. Но ее глаза были черными оливками, а рот — ломтиком лимона.
  — Да, я знала о награде за голову этого человека, — сказала она, — но обвинять меня в этом — безумие!
  Эллери успокаивающе улыбнулся ей и повернулся ко второй женщине в комнате; его улыбка стала шире.
  Аделе Дун было за двадцать, и она провела все свои годы, совершенствуя свою фигуру
  — Единственная причина, по которой я так рано проснулась, — сказала она, — это потому, что я не ложилась спать. Я только что приехала из клуба ‘Леопард’. Я продаю там сигареты.
  — Только сигареты? — любезно спросил Эллери.
  — Еще сигары, — сказала Адела Дун.
  Эллери слегка поклонился и повернулся к мужчине с портфелем.
  — Меня зовут Эдгар Креппс, — сказал он. — Я от ‘Интерсити Банк’, приехал, чтобы увидеть короля Мусаку по делу — я пытался встретиться с ним в течение года! Но каждый раз он смотрел на меня через этот глазок и велел мне уходить!
  — И, конечно, — сказал Эллери, — этот раз не стал исключением.
  Четвертый человек, на которого обратил внимание Эллери, тоже был женщиной.
  — Мисс Ирен Валлаби, — сказала она, словно исправляя ошибку. Это была женщина лет пятидесяти, с голубыми глазами и лицом антикварной куклы.
  — Вы не живете в этом доме, мисс Валлаби?
  — Нет, — сказала она, — я просто проходила мимо. Я не знаю этого дома, или этого человека, или вообще что-нибудь об этом ужасном деле.
  Эллери посмотрел на человека рядом с ней, коренастого мужчину в длинном дождевом плаще.
  — Я не помню ваше имя.
  — Барри Далтон, — сказал он, скривив рот в гримасе. — И я ничего не знаю об этом деле. Я никогда не встречал этого короля Как-его-там. Я просто оказался поблизости, подыскивая комнату.
  — Ранним утром? — небрежно спросил Эллери.
  — Я работаю по ночам, — сказал Далтон.
  — Понятно, — сказал Эллери, но его глаза были закрыты.

  Через несколько минут Эллери присоединился к инспектору Джиггсу в коридоре возле открытой двери комнаты бывшего короля.
  — Это невозможно, — бормотал он. — Это просто невозможно... — Он обернулся, услышав, как Эллери обнюхивает воздух позади него — Что это вы делаете?
  — Решаю тайну, — ответил Эллери. — Мне нужна была лишь одна деталь паззла, — сказал он, снова принюхиваясь, — и теперь я ее получил.
  — Вы хотите сказать, что знаете, кто это сделал?
  — Да, — сказал Эллери, — я знаю, кто это сделал и как. Если бы я был на вашем месте, инспектор, я бы арестовал этого человека прямо сейчас.
  — Арестовал кого!
  — Мистера Далтона, разумеется. Передайте ему, что его уловка была очень умной. Но он может вам сказать, где спрятал голову этого бедняги. Он никогда не сможет насладиться своей наградой.
  Инспектор Джиггс открыл рот.
  — Как вы узнали, что это был Далтон?
  — Это очевидно, — улыбнулся Эллери, сопротивляясь искушению сказать «элементарно». — Далтон — единственный из пятерых, кто мог провернуть этот трюк.
  — Не хотите рассказать, в чем этот трюк состоял?
  Эллери положил руку ему на плечо.
  — Почему бы вам самому не собрать все кусочки?

    Вызов читателю
    Как убийца попал в комнату?

  Барри Далтон придумал следующий план, чтобы заставить экс-короля открыть ему дверь. Сначала он раздобыл где-то шлем и топор пожарного. Прибыв в пансион, Далтон поджег мусорную урну, стоящую рядом комнаты бывшего монарха и набитую бумагой. Король Мусака почувствовал запах дыма, увидел через дверь человека в пожарном шлеме и, конечно, попытался покинуть комнату.
ПОДСКАЗКА — СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ
  — Эллери! — крикнул инспектор Квин над головами ожидающих детей. — Сюда!
  Эллери стал пробираться сквозь толпу ко входу в Детский Зоопарк. Хотя до Рождества оставалось два дня, погода была необычайно теплой, и дети не возражали против того, чтобы подождать.
  Если присутствие полудюжины полицейских машин и возбуждало у кого-то любопытство, его было недостаточно, чтобы спросить что-то у Эллери, пока он продвигался вперед.
  — Что случилось, папа? — спросил он, когда инспектор закрыл за ним деревянные ворота.
  — Убийство, Эллери. И если мы не сможем его быстро раскрыть, тут будет много разочарованных детей.
  — Они ждут Санта-Клауса? — усмехнулся Эллери.
  — Почти — оленя Санты. Тут есть рождественская традиция — украшать зоопарк мишурой и игрушками и давать одному из северных оленей роль Рудольфа.
  Эллери мог видеть, как полицейские работают над телом человека, растянувшегося внутри оленьего загона у ограды. Снаружи загона мужчина в белом халате крепко держал самого оленя, пока полицейские щелкали вспышками. Рядом стояли еще один мужчина в белом халате и женщина.
  — Кто убитый? — спросил Эллери. — Я его знаю?
  — Должен. Это Кейси Стерджесс, бывший журналист.
  — Ты, должно быть, шутишь, — воскликнул Эллери, — Стерджесс убит в детском зоопарке?
  Старик пожал плечами.
  — Похоже, он вернулся к старым занятиям. — Стерджесс вел колонку сплетен в ныне несуществующей нью-йоркской газете. Когда газета закрылась, он продолжил свою торговлю сплетнями, продавая информацию таким образом, что это часто граничило с шантажом.
  Эллери взглянул на женщину и двух мужчин.
  — Один из них шантажируемый?
  — Зачем еще ему было приходить сюда в восемь утра, кроме как не встретиться с одним из них? Пошли, я познакомлю тебя с ними.
  Женщина была доктором Эллой Маннерс, ветеринаром. У нее были прямые светлые волосы и никакого макияжа.
  — Это ужасно, просто ужасно! — закричала она. — У нас тут сотня детей со своими матерями, ожидающие увидеть оленей. Разве вы не можете убрать это тело отсюда?
  — Мы работаем так быстро, как можем, — заверил ее инспектор Квин, указывая Эллери на двух мужчин.
  Тот, который шагал с заметной хромотой, был директором зоопарка, Бернардом Уайтом. Другой мужчина, моложе и намного тяжелее Уайта, представился Майком Галлеем.
  — Для детей капитан Майк, — объяснил он. — Я укротитель животных, если не считать того, что сейчас больше укротителей людей. Наш олень очень ручной, но он все еще большое животное. Мы не позволяем детям слишком близко подходить к нему.
  Инспектор показал на тело.
   — Кто-нибудь из вас знает убитого?
  — Нет, сэр, — ответил за остальных Бернард Уайт. — Мы не знали его и понятия не имеем, как он попал к оленям. Мы обнаружили его, когда приехали сразу после восьми часов.
  — Вы прибыли все сразу? — спросил его Эллери.
  — Я как раз выходил из машины, когда подъехал капитан Майк. Элла приехала за ним.
  — Кто-нибудь еще здесь работает?
  — У нас есть ночная команда для уборки, но утром тут только мы трое.
  Эллери кивнул.
  — Итак, один из вас мог здесь встретиться с Кейси Стерджессом пораньше, убить его, а затем проехаться по парку и увидеть, что едут другие.
  — Зачем одному из нас убивать его? — спросила Элла Маннерс. — Мы даже не знали его.
  — Стерджесс в последнее время увяз в шантаже третьей степени: все вы работаете в городе, на работе, где вы контактируете с детьми. Было бы достаточно малюсенького намека на наркотики или аморальное поведение, чтобы вы потеряли свою работу. Верно, папа?
  Инспектор Квин кивнул.
  — Чертовски верно! Стерджесс был застрелен в грудь из автоматического пистолета 22-го калибра. Мы нашли оружие в соломе. Один из вас встретил его здесь для того, чтобы заплатить за шантаж, но вместо этого просто пристрелил его. Это должен быть один из вас — он, скорее всего, не полез бы в олений загон, прежде чем зоопарк откроется, чтобы встретиться с кем-то еще.
  Эллери поманил отца в сторону.
  — На пистолете есть какие-нибудь отпечатки пальцев, папа?
  — Он был вытерт, Эллери. Но жертва сумела оставить нам кое-что — предсмертное послание.
  Лицо Эллери озарилось.
  — Какое?
  — Пошли к телу.
  Эллери обошел бадью, к которой были прилеплены красные и зеленые значки: ‘Я видел оленя Санта-Клауса!’ Он наклонил голову под висячей бахромой остролиста и присоединился к отцу рядом с телом. Только сейчас он заметил, что задний забор оленьего загона был украшен семью выветренными деревянными плакатами, каждый из которых содержал восемь строчек из знаменитого стихотворения Климента Кларка Мура ‘Визит святого Николая’.
  Кейси Стерджесс умер под третьим плакатом, его рука была протянута к нему.
  — Он мог прожить только минуту или около того с такой раной, — сказал старик. — Но посмотри на кровь на правом указательном пальце. Он использовал его, чтобы нарисовать отметину.
  Эллери наклонился поближе, чтобы рассмотреть две строчки стихотворения Мура. ‘Эй, Быстрый! Танцор! Эй, Дикарь! Эй, Скакун! / Комета! Амур! Эй, Гроза и Тайфун!’
  — Папа, он подчеркнул каждое из восьми имен оленей кровью!
  — Верно, Эллери. Теперь расскажи мне, что это значит.
  Эллери горбился еще несколько минут, продолжая изучать отмеченное стихотворение. Все отметины были похожими.
  Похоже, что ни одной не уделялось больше внимания, чем любой другой. Наконец он выпрямился и подошел к оленю, который пил воду из корыта, не обращая внимания на беспорядок.
  — Как его зовут? — спросил он грузного капитана Майка.
  — Спарки, но на Рождество мы зовем его Рудольфом. Детям это нравится. — Эллери ласково погладил его и коснулся огромных рогов нескладного животного, желая, чтобы он умел разговаривать и рассказал ему, что видел в загоне.
  Но он был таким же тихим, как лама, ослик и корова, которых Эллери мог видеть в соседних загонах.
  — Долго еще это будет продолжаться? — поинтересовался Уайт у инспектора.
  — Столько, сколько потребуется. У нас на руках убийство, мистер Уайт. — Он отвернулся от директора зоопарка и посмотрел на своего сына. — Что ты об этом думаешь, Эллери?
  — Немного. Нашли кого-нибудь, кто слышал выстрел?
  — Еще нет. Звук от маленького 22-го калибра не разносится слишком далеко.
  Эллери снова вернулся к изучению кровавых знаков на стихотворении Мура.
  Затем он спросил Эллу Маннерс:
  — Вы случайно не являетесь очень хорошей танцовщицей, доктор?
  — Едва ли! Ветеринария и танцы несовместимы.
  — Так я и думал, — неожиданно довольно сказал Эллери.
  — У тебя что-то есть? — спросил его отец.
  — Да, папа. Я знаю, кто убил Кейси Стерджесса.

  ВЫЗОВ ЧИТАТЕЛЮ
  Кто убил Кейси Стерджесса
  И как Эллери это понял?

  Олень Спарки оторвался от своего корыта, будто слушая, что говорит Эллери.
  — Видишь ли, папа, с предсмертными сообщениями всегда есть опасность — опасность, что убийца увидит, как его жертва оставляет сообщение, или вернется и обнаружит его позже. Старательные убийцы всегда хотят убедиться, что они сделали свою работу, не оставив улик. Ты сказал мне, что Стерджесс мог прожить только минуту или около того с этой раной.
  — Это так, Эллери.
  — Тогда убийца, вероятно, все еще был здесь, чтобы увидеть, как он оставляет отметину своим окровавленным пальцем. И мы должны поверить, что за минуту умирающий Стерджесс сумел отметить своей кровью все восемь имен, и каждое похожим образом? Нет, папа — Стерджесс отметил только одно имя! Убийца, будучи не в состоянии вытереть кровь, не оставив следов, сам отметил и другие семь имен. Он уничтожил сообщение умирающего, дополнив его!
  — Но, Эллери, какое же имя оленя отметил Стерджесс?
  — Папа, оно должно было быть таким, которое мгновенно ассоциируется с его убийцей. Теперь взгляни на эти восемь имен. Это могут быть Скакун или Тайфун? Вряд ли — они ничего нам не говорят. Точно так же Быстрый и Дикарь не имеют никакой связи ни с одним из подозреваемых. Доктор Маннерс могла бы быть Грозой, а Уайт мог быть Амуром, но Стерджесс не мог ожидать, что полиция заметит такую туманную связь. Нет, папа, подсказка с оленем должна была быть настолько очевидной, что заставила убийцу изменить ее.
  — Вот почему ты спросил доктора Маннерс, не является ли она танцовщицей!
  — В точку. Сомнительно, что хромающий Бернард Уайт или грузный капитан Майк могут оказаться танцорами, и как только я исключил доктора Маннерс, в списке осталось только одно имя.
  — Комета!
  — Да, папа. Самым известным оленем из всех может быть Рудольф, но самая известная комета — это, конечно же, комета Галлея.

  — Капитан Майк Галлей! Хватайте его!
  Через некоторое время, пока уводили сопротивляющегося Галлея, Бернард Уайт сказал:
  — Но он был нашим единственным укротителем! Мы готовы открыть ворота, и кто же будет присматривать за детьми?
  Эллери взглянул на отца и широко улыбнулся.
  — Возможно, я могу помочь. В конце концов, это Рождество, — сказал он.
БИБЛИОГРАФИЯ
✧ UNCLE FROM AUSTRALIA ｢vi｣ ‘The Diners Club Magazine’, June 1965; ‘The Tragedy of Errors and Others’, Crippen & Landru November 1st 1999
✧ WEDDING ANNIVERSARY ｢ss｣ EQMM, September 1967; Ellery Queen’s Anthology #34 Fall/Winter; 1977
✧ THE THREE STUDENTS ｢vi｣ ‘Playboy’, March 1971; ‘The Tragedy of Errors and Others’, Crippen & Landru November 1st 1999
✧ THE ODD MAN ｢ss｣ ‘Playboy’, June 1971; ‘The Tragedy of Errors and Others’, Crippen & Landru November 1st 1999
✧ THE HONEST SWINDLER ｢vi｣ ‘Saturday Evening Post’, summer 1971; ‘The Tragedy of Errors and Others’, Crippen & Landru November 1st 1999
✧ THE CASE OF HIS HEADLESS HIGHNESS ｢vi｣ ‘Janus Mystery Jigsaw Puzzle’, 1973
✧ THE REINDEER CLUE ｢vi｣ ‘National Enquirer’, December 23th 1975; ‘The Tragedy of Errors and Others’, Crippen & Landru November 1st 1999
ДОП.ИНФОРМАЦИЯ

Эд. Хоч   Осенью 1975 года Фред Данней обратился ко мне с проблемой. У его агента была сделка с ‘National Enquirer’ на рождественский рассказ от Эллери Квина. Никаких новых романов или рассказов с Эллери Квином-персонажем не было с момента смерти Мэнни Ли в 1971 году, и Фред не чувствовал, что хочет написать что-то сейчас. Он спросил, не сделаю ли я это за фиксированную плату, а он проделает некоторые редакционные изменения перед тем, как рассказ будет напечатан. Конечно, я согласился.
  Хотя я написал под именем Эллери Квина роман ‘The Blue Movie Murders’, я почувствовал особые обязательства в использовании персонажа Эллери Квина. Я решил, что рассказ должен содержать предсмертное сообщение, так как многие из последних рассказов ЭК были построены вокруг подобного типа подсказки. Детский Зоопарк в Центральном парке казался идеальным местом действия, с демонстрацией оленей для праздников. Я отправил рассказ Фреду, и мы обсудили несколько небольших изменений по телефону. Рассказ был опубликован в ‘National Enquirer’ незадолго до Рождества, и мне казалось, что всё вышло неплохо. Он был перепечатан в двух антологиях (одну из которых редактировал я).

  Раннее по шести мини-рассказам (‘Uncle from Australia’; ‘The Three Students’; ‘The Odd Man’; ‘The Honest Swindler’; ‘The Reindeer Clue’ и ‘The Case of His Headless Highness‘) прошли игры. Кто желает почитать как в роли Эллери Квина выступил форум, может найти эти темы в ‘Развлекательном разделе’.
×

Подробная информация во вкладках

  ГОДОВЩИНА СВАДЬБЫ

  Очень достойный рассказ. Жаль, что он был написан чуть позже, чем был готов шестой сборник, "Расследует Эллери Квин", и не попал туда, хотя там много куда более слабых вещей.
  Простой и красивый ключ с кучей наводок на него, который я не смог взять, так привык, что по аналогии с большинством рассказов кузенов "предсмертное послание" вычленит именно одного из явных подозреваемых и, во всяком случае, будет содержать ключ, который без особой эрудиции не возьмёшь.

  Искренне благодарен за возможность ознакомиться с ещё одним сюжетом моей любимой райтсвиллской серии. А Эллери, замечу, слово не сдержал и всего через пару лет заявился в Райтсвилл ещё и в сопровождении инспектора Квина :)

  ГОДОВЩИНА СВАДЬБЫ

  Кузены были сильны в ключах-символах, что они и продемонстрировали в этом рассказе.
  Догадаться, действительно, трудновато, так как с числом "30" может быть связано очень много разных вещей.

Рассказ ‘Годовщина свадьбы’ был переведен в 2019 году и был доступен только активным участникам форума. По шести, как я их называю, ‘зарисовкам’, в свое время, на форуме были проведены игры, в которых вызов читателю принимали участники форума. Кому интересно как они проходили, их можно найти в ‘Развлекательном разделе’. В этой теме, эти ‘мини-рассказы’ уже в форме готовых рассказов.
Приятного чтения!

Очень мило. "Убийство в Восточном экспрессе" напомнило. И хоть, на мой взгляд, "они вместе" - протянуто за уши, респект, что в таком малом объёме реально уместитили трёх подозреваемых.

Э. Квин ‘Мини-зарисовки’

Э. Квин ‘Мини-зарисовки’

Re: Э. Квин ‘Мини-зарисовки’

Re: Э. Квин "Мини-зарисовки"

Re: Э. Квин ‘Мини-зарисовки’

Re: Э. Квин ‘Мини-зарисовки’