• Просмотр темы

УБИЙСТВА НА УЛИЦЕ "ЭДГАРА" ｢ПОБЕДИТЕЛИ ПРЕМИИ Э. ПО｣

Премия Эдгара: 2011 г.

Победитель: Дуг Эллин:
Номинант: Джудит Элеанор Грин:

A Good Safe Place*

                              Стивен Росс:
                              Эдмунд Уайт:
                              Джеффри Дивер:

The Plot*

© Переводы выполнены специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"║В рамках проекта "Убийства на улице "Эдгара""
Данные о каждом рассказе в примечании к названиям рассказов

ВАЖНО! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ РАССКАЗА!

ВНИМАНИЕ
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
Д. Эллин "Аромат сирени"
    11 марта 1865 г.
    Округ Рейнольдс, штат Миссури

    ВСАДНИКИ, словно волки, выплыли из предрассветного тумана и растянулись неровной линией по склону холма. Утренний холод превращал дыхание мужчин и лошадей в облачка пара. Двое всадников — на флангах; пятеро — в основном составе. Полли предположила, что за ее амбаром вдоль каменной ограды уже расположились стрелки, готовые сразить любого, кто попытается бежать.
    Сын сидел на краю крыльца, точил косу и о чем-то размышлял.
    — Джейсон, — тихо сказала Полли. — Всадники едут. Иди в амбар. Не беги! Двигайся медленно.
    Не говоря ни слова, десятилетний мальчуган встал и, прихватив с собой косу, побрел через двор, как его учили. Он исчез внутри амбара. Пару мгновений спустя створка загрузочной двери на чердаке слегка приоткрылась.
    Взяв в руки веник, Полли неспешно поднялась на крыльцо, открыла входную дверь дома и принялась подметать порог. Потом, оставив дверь приоткрытой, она повернулась лицом к спускавшимся с пригорка всадникам.
    Федералы. В некотором роде. Только один всадник был в полном обмундировании. Капитан кавалерии
Союза*
Union — в США периода Гражданской войны (1861–1865 гг.) — федерация 24 северных штатов, противостоящих южным Конфедеративным штатам Америки.
. Высокий, с ввалившимися глазами, тощий, как стервятник, с тонкими усиками и козлиной бородкой. Его люди не были одеты в униформу. Их одежда представляла собой разнородную смесь. Судя по виду, это были фермеры и торговцы. Хотя определенно представляли они Союз. Их лошади были откормленными и ухоженными. Полли слышала, что людям
Форреста*
Nathaniel Bedford Forrest (1821–1877 гг.) — американский плантатор, коммерсант и работорговец; генерал Армии Конфедеративных Штатов Америки времен Гражданской войны в США.
приходилось забивать своих лошадей ради еды.
    Въезжая во двор, всадники оценивающе смотрели на Полли. Жена фермера, толстая и круглая, как бочка, в мужской фланелевой рубашке, парусиновых брюках и сапогах с твердыми голенищами. Когда-то, возможно, красивая, но сейчас — просто измученная заботами женщина. Растрепавшиеся на холодном мартовском ветру каштановые волосы; красные, огрубевшие от полевых работ руки.
    Полли всматривалась в лица мужчин, отчаянно надеясь узнать кого-нибудь. Черт! С ними был Аарон Мичам в надвинутой на глаза шляпе. Покрытая седой щетиной щека была оттопырена. Табачная жвачка. Ну-у-у, совсем беда.
    Стараясь выглядеть спокойной, она отступила на полшага к двери.
    — Доброго вам дня, мэм, — негромко произнес лидер всадников. — Я капитан Шарль Гийом из Восьмого Миссурийского. Мои люди и я...
    — Они не из Восьмого Миссурийского, — холодно отозвалась Полли. — Это ополчение
"красноногих"*
The Missouri Redlegs*
"Миссурийские красноногие"
— юнионистское ополчение, действовавшее в середине XIX века во время Гражданской войны в США. Распоряжением вышестоящего начальства "красноногие и любые подобные банды" со временем были запрещены, их члены изгонялись из армии Союза и помещались под стражу.
.
"Гессенцы"*
Имеются в виду так называемые "Гессенские солдаты" — наемные войска (солдаты различных родов оружия), предоставлявшиеся в XVII–XVIII веках гессенскими князьями (Германия) властителям различных стран и государств в Европе.
, скорее всего.
    — Гессенцы?
    — Так эти мятежники называют фрицев, — сказал Мичам. — Как тех немецких наемников в Европе. Бойцы
"Зигеля"*
Franz Sigel*
Франц Зигель
(1824–1902 гг.) — немецкий офицер, эмигрировавший в США, который был учителем, газетчиком, политиком, а также служил в армии Союза во время Гражданской войны в США. Вскоре после начала Гражданской войны Зигель был произведен (4 мая 1861 года) в полковники 3-го Миссурийского пехотного полка.
были в основном немцами из Сент-Луиса. В шестьдесят втором они совершали сюда набеги.
    — Понятно, — кивнул капитан. — Вы совершенно правы, мэм. Мои люди — это отряд ополченцев из Джефферсон-Сити. Многие из них по происхождению немцы. Но теперь они такие же американцы, как вы или я. Можно нам спешиться?
    — Капитан, на дальней стороне моего сада есть ручей. Можете напоить там своих животных. Мне больше нечего вам предложить. Нас начисто обобрали как те, так и другие. В последнее время на юге Миссури гостеприимства стало намного меньше. Его найти так же трудно, как и посевную кукурузу.
    — Она быстро нашла бы зерно, если бы мы были в серых мундирах, — сказал Аарон Мичам, сплюнув струйку табачного сока прямо на крыльцо. — Чертова семья Макки поддерживает
сецессию*
Secession — так называемая "Сецессия южных штатов". Движение за широкое толкование прав штатов в Северной Америке, в том числе за признание за штатами права на выход из Союза.
. Все в округе это знают.
    — Это правда, мэм? — строго спросил капитан. — Я не вижу мужчин. Они примкнули к мятежникам?
    — Мой муж в Спрингфилде, пытается что-нибудь заработать. Его старший сын с Бедфордом Форрестом в Теннеси. Второй его сын блокирован войсками Союза в Чарльстоне. Двое младших отправились в Арканзас искать Стерлинга
Прайса*
Стерлинг
Sterling Price*
Прайс
(1809–1867 гг.) — американский адвокат, плантатор и политик, 11-й губернатор штата Миссури. Он также служил в звании бригадного генерала в годы Американо-мексиканской войны и генерал-майора в армии Конфедерации во время Гражданской войны в США.
после того, как в шестьдесят первом янки-ополченцы сбежали на наших лошадях.
    — Мятежники, — проворчал Мичам и снова сплюнул.
    — Трое конфедератов, — поправила Полли, — и один федерал. И по крайней мере, капитан, они настоящие солдаты.
    — Как и мы, мэм.
    — Настоящие солдаты не ездят со всяким отребьем. Этот человек, Аарон Мичам, —
джейхокер*
("jayhawker" — букв "сойка-ястреб") — шутливое прозвище жителя штата Канзас (США). Этим же словом называли партизан из штатов Канзас и Миссури времен войны между Севером и Югом.
, который убивал и сжигал людей в Канзасе задолго до войны. Ему легче ладить с койотами, нежели с людьми.
    — Мистер Мичам, мэм, на самом деле не служит в нашем подразделении. Его наняли в качестве проводника.
    — Конечно, он знает все тропы в этих холмах. Ему приходилось скрываться от закона. Если он ваш проводник, капитан, то вы на пути к погибели.
    — В армии, мэм, как в семье. Вы же не можете выбирать себе родственников. А мы просто ищем рабов и дезертиров, мисс Макки. Мне сказали, что у вас тут есть рабы.
    — Кто вам такое сказал? Мичам? Посмотрите вокруг, капитан. Это вам не плантация. Мы разводим верховых лошадей и тягловых животных; и мы всего в трех днях пути от границы с Иллинойсом. Даже если бы мы мирились с рабством, а мы этого не делаем, мы вряд ли смогли бы удержать от бегства хоть людей, хоть животных. Наш скот украли, наш урожай сожгли. До войны у нас не было рабов, а сейчас они нам и подавно не нужны. Здесь только я и мой мальчик, даю вам честное слово.
    — В таком случае обыск не займет много времени, — сказал Гийом.
    По кивку капитана солдаты и Мичам начали спешиваться.
    — Нет!
    Голос Полли прозвучал как удар хлыста, заставив мужчин замереть на месте. Женщина выхватила из-за открытой двери дробовик, направила его на Гийома и взвела оба курка.
    — Мадам, будьте благоразумны, вы не сможете нас остановить.
    — Для вас это не будет иметь значения, капитан. Или для Мичама. Или для двух-трех человек рядом с вами. В амбаре мой мальчик целится в вас из ружья десятого калибра, заряженного двойной порцией дроби. Если я выстрелю, он тоже откроет огонь.
    — При этом вы тоже погибнете, мэм. Как и ваш сын.
    — Неважно. У нас осталось совсем немного муки и горстка кукурузной крупы. У моего мальчика подгибаются ноги от рахита, потому что повстанцы зарезали нашу дойную корову. Вы, солдаты, забрали с полей все подчистую. Ради бога, сэр, ваших животных кормят лучше, чем питается большинство людей в округе. У нас для вас ничего нет. Разве только старый Сэм
Кертис*
Samuel Ryan Curtis*
Сэмюэль Райан Кертис
(1805–1866 гг.) — американский юрист, инженер, военный деятель, генерал армии Союза во время Гражданской войны в США и один из первых республиканцев, избранных в Конгресс.
не заплатит большие деньги за убийство женщин и детей.
    Гийома, казалось, вовсе не испугал вид дробовика. Капитан холодным взглядом окинул Полли. Женщина понимала, что означает такой взгляд. Смерть так часто проносилась мимо капитана, забирая с собой его друзей и сослуживцев, что он устал ждать, когда же очередь дойдет и до него самого.
    Нет, это будет не сегодня.
    — Джентльмены, леди говорит, что у нее нет рабов, и я ей верю. И поскольку тут явно нет для нас фуража, давайте двинемся дальше.
    — Вы позволите ей нас прогнать? — возмутился Мичам. — У нас директива: рабы, дезертиры и оружие. А она ведь вооружена.
    — Верно, — сухо откликнулся Гийом. — Лично я понимаю букву приказа так, что речь идет о военном оружии, а не о ржавых дробовиках в руках фермерских жен. Но если хотите, мистер Мичам, я разрешаю вам разоружить ее.
    Пришпорив своего мерина, Гийом отъехал на несколько шагов, коснулся полей своей шляпы, отдавая честь Полли, и повернул в другую сторону. Люди капитана двинулись за своим командиром. Мичам остался один, лицом к лицу с женщиной. Полли направила дуло дробовика ему в грудь.
    — Добилась своего, Полли Макки? — прорычал Мичам. — Но мы еще встретимся. С тех пор как ушел твой муж, ты стала слишком уж холодна. Возможно, я заскочу в другой раз и разогрею твою кровь. Я обязательно вернусь.
    — Готова поспорить, проклятый джейхокер, что это будет не днем! Приходи, когда пожелаешь, и ты сам завертишься как уж на сковороде. Если ты, Аарон Мичам, еще хоть раз ступишь на мою землю, то, клянусь, я вышибу тебя из твоих дырявых сапог! А теперь убирайся с моего ранчо! Убирайся!
    Полли так рявкнула свое последнее "Убирайся!", что напугала лошадь Мичама. Животное шарахнулось в сторону. Мичам натянул поводья, но манеры у лошади были не лучше, чем у ее хозяина. Взбрыкивая и фыркая, лошадь помчалась за остальными всадниками, а Мичам, вцепившись в луку седла, во весь голос проклинал как Полли, так и свою клячу. Ответом ему был дружный смех и свист его товарищей. Не слишком, конечно, утешительно, подумала Полли, но хоть что-то…
    Она стояла на крыльце, держа на сгибе локтя свой старый дробовик и наблюдая, как отряд переходит ручей и исчезает в лесу. Она подождала еще немного, чтобы окончательно удостовериться, что мужчины ускакали.
    Войдя в дом, Полли осторожно поставила дробовик на привычное место у двери. А затем в сладко пахнущей тишине своей гостиной она испустила долгий, прерывистый вздох. И яростно обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять дрожь.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Гус Макки почувствовал опасность прежде, чем осознал ее. Скрючившись над своим костерком и согревая над огнем руки, он вдруг ощутил внезапное покалывание между лопатками, словно его укололи штыком. Что-то двигалось за пределами мерцающего света костра, приближалось в темноте.
    Может, это просто нервы? Призраки, пришедшие по его душу?
    Нет. Лошади тоже это почувствовали, беспокойно заерзали, поднимая головы и раздувая ноздри. Кто-то кружил вокруг его лагеря. Определенно.
    Гус не выжил бы три года в этих горах, если бы не прислушивался к своим инстинктам.
    Его обшарпанный карабин лежал в расщелине скалы рядом со спальным мешком, но патронная лента была такой старой, что оружие стреляло через раз. Если бы неизвестный хотел его убить, он бы уже наверняка это сделал. Лучше выждать…
    В тени хрустнула ветка.
    Гус медленно поднялся, держа руки перед собой, чтобы их было видно.
    — Подходите, — негромко сказал он. — У меня нет оружия, и нет ничего, что можно украсть. Зато у меня жарится рагу...
    — Закрой рот. Ты один?
    — Сын мой в холмах. Охотится. Думаю, скоро вернется.
    — Когда он ушел?
    — Я... не помню. Около полудня, наверное.
    — Ты врешь, старик. Я с утра следил за твоим лагерем. Никто не приходил и не уходил.
    Из-за кустов вышел парнишка. Высокий и нескладный. Ему еще не было двадцати, но оружие у него было как у взрослого: армейский револьвер "Кольт". Курок отведен назад; дуло направлено в живот Гусу. Рваная форменная куртка на парне была такой выцветшей и грязной, что Гус не мог определить ее первоначальный цвет. Синий? Артиллерия Союза. Или серый? Арканзас. Неважно, на чьей стороне был этот парень; он уже явно какое-то время в бегах. Грязное лицо, жиденькая бороденка, ввалившиеся глаза, впалые от голода щеки.
    — Меня зовут Гус Макки, сынок. Тебе незачем меня бояться. Я тут прячусь, ожидая конца сражений, как и ты.
    — А вы солдат?
    Парень быстрым взглядом окинул лагерь Гуса.
    — Когда-то был солдатом, — признался Гус. — В сорок шестом отправился с Уинфилдом
Скоттом*
Winfield Scott (1786–1866 гг.) — американский генерал, дипломат и политик, Главнокомандующий армии США с 1841 г. по 1861 г.
в Мексику. Убивал людей, которых даже не знал, в таких местах, о которых ты никогда не слышал. Я тоже раньше о них не слышал, но я там был. До сих пор ношу в бедре мушкетную пулю — память о тех днях. Для любого человека одной войны вполне достаточно. Я не хочу участвовать еще и в этой.
    — Если вы не дезертир, зачем вы тут прячетесь?
    — У нас с женой небольшое ранчо к западу от Рейнольдса. В основном разводим тягловых животных; ну, и немного верховых лошадей. Хотя в наши дни южный Миссури — плохое место для разведения скакунов. В шестьдесят первом по пути в Спрингфилд
Лайон*
Nathaniel Lyon*
Натаниэль Лайон
(1818–1861 гг.) — американский военачальник, известный своими действиями в штате Миссури в начале конфликта, первый генерал федеральных войск, погибший во время Гражданской войны в США.
и его гессенцы совершили набег на мое ранчо…
    — Гессенцы?
    — Немцы, — объяснил Гус. — Иммигранты, только что сошедшие с кораблей. Они за Союз. После того, как в Уилсонс-Крик убили Лайона, обе стороны начали угонять наш скот, сжигать посевы. Из-за солдат и беглых рабов мы почти обнищали. Я загнал в эти холмы наших последних лошадей, чтобы моим мальчикам было с чем вернуться домой, когда все это закончится.
    — Ваши ребята сражаются? На чьей стороне?
    — На обеих сторонах, — вздохнул Гус. — Старший в пятьдесят седьмом ушел в море. Когда началась война, остался в военно-морском флоте Союза. Последнее, что я слышал, он был на
"Хартфорде"*
Военный шлюп-пароход
Hartford*
"Хартфорд"
был первым кораблем ВМС США, названным в честь Хартфорда, столицы штата Коннектикут. "Хартфорд" участвовал в нескольких важных кампаниях Гражданской войны в США в качестве флагманского судна, в том числе в битве в заливе Мобил (на территории штата Алабама) в 1864 году.
, недалеко от залива Мобил. Второй мой сын — с Бедфордом Форрестом, а двое младших ушли в шестьдесят втором с генералом Прайсом.
    — А на чьей стороне лично вы, мистер Макки?
    — В это смутное время я, как и ты, хочу просто жить. Можно мне уже опустить руки? Кофе вот-вот выкипит, а его в этих холмах чертовски трудно достать. Сынок, я поделюсь с тобой едой, только опусти пистолет. Ты ведь не хочешь кого-нибудь застрелить.
    — Мое желание тут не при чем, мистер. Я сделаю то, что должен, если дадите мне повод. Понятно?
    И все же парень убрал свой револьвер в кобуру, а Гус опустился на колени, чтобы достать из углей дымящийся котелок. Наполнив две кружки обжигающим напитком, Гус передал одну юноше, который кивнул в знак благодарности.
    — Я не расслышал твоего имени, сынок.
    — Меня зовут Митчел. Элиас Митчел. Можно просто Эли. Извините за то, что угрожал вам револьвером. Но я скрываюсь.
    — Ты федерал. С севера.
    Это был не вопрос.
    Эли кивнул, потягивая кофе.
    — Как вы догадались?
    — Ну, ты ведь ничего не слышал о гессенцах. Откуда ты родом?
    — Из Иллинойса. Мои родичи обрабатывают восемьдесят акров земли недалеко от Каира. Я завербовался на год, но после битвы при Перревилле мое подразделение расформировали, а новое подразделение, в которое меня отправили, было призвано на более длительный срок. Я прослужил почти четыре года и видел больше смертей, чем... В любом случае я получил письмо, в котором говорилось, что моим родичам живется очень трудно. Короче, с меня хватит. Я вступил в армию, чтобы воевать за Союз и освобождать рабов, но все, что мы сейчас делаем, это сжигаем фермы и деревни, оставляем бедных людей голодать. Я больше не мог этого выносить. В прошлом месяце уехал из Виксбурга и с тех пор пытаюсь добраться домой.
    — До Иллинойса не близко.
    — У меня была лошадь, но она захромала. Пришлось ее отпустить.
    — Недалеко отсюда? — насторожился Гус.
    — Нет, в Арканзасе. Две недели назад. А что?
    — Эти холмы выглядят пустынными, но это не так. Патрули Союза ищут пропитание, охотятся на беглецов с обеих сторон. За дезертиров Союза назначена награда. Двадцать долларов за голову.
    — Двадцать долларов! Черт, да это больше, чем нам платили!
    — Все гораздо хуже. Награда выдается за живого или мертвого беглеца. Никакой разницы.
    — Просто безумие, — покачал головой Эли. — Вы правильно делаете, мистер Макки, что отсиживаетесь в холмах. В этой войне уже нет правды. Если она когда-нибудь была.
    — Может, и так. У тебя есть деньги, сынок?
    — Деньги? Нет, сэр. Парочка южных монет на сувениры, вот и все. Боюсь, я не смогу заплатить вам за кофе. Простите.
    — У меня тоже нет денег. Я надеялся продать тебе лошадь. Ты умеешь держать слово?
    — Да, сэр. Наверное, — озадаченно промолвил Эли. — А что?
    — Я могу одолжить тебе лошадь. Но хочу, чтобы ты дал мне торжественное обещание, что после войны животное вернется ко мне.
    — Я не понимаю.
    — Сынок, я уже почти три года гоняю мой маленький табун по этим холмам, прячусь от патрулей Союза, повстанцев, джейхокеров и бандитов. Я тут знаю каждую тропку и перевал. А ты не знаешь. Если пойдешь домой через
Озарк*
Ozark — крупное известняковое плато в центральной части США.
, тебя точно поймают. Может, через тебя патрули доберутся и до меня. Я так понимаю, что чем скорее ты отсюда уедешь, тем лучше будет для нас обоих. С лошадью и толикой удачи ты сможешь вернуться домой уже через неделю.
    — Мистер Макки, вы идете на чертовски рискованную авантюру ради парня, с которым только что познакомились. Честно говоря, я планировал просто отобрать у вас лошадь. Под дулом револьвера, если придется.
    — Ты малый не промах, я это сразу понял. Хочешь еще кофе?
    — Я говорю серьезно.
    — Не сомневаюсь. Но ты не выстрелил в меня и не украл мою лошадь, а в наши дни это уже можно назвать добродетелью. Кушай рагу, сынок, пока не остыло. Когда взойдет луна, я покажу тебе одну старую тропу. Ты за ночь сможешь покрыть восемь, а то и десять миль.
    — Я... конечно, благодарен вам, мистер Макки. Только все не так просто.
    — Почему?
    — Последние несколько дней я провел с раненым повстанцем. У ручья, примерно в миле к югу отсюда. Я сказал ему, что приведу помощь.
    — Ручей среди кедров? В конце длинной долины?
    — Вы знаете, где это?
    — Сынок, я знаю все водопои в радиусе шестидесяти миль. Но я не единственный, кто это знает. Патрули янки регулярно прочесывают эту долину.
    — Я там не видел никаких солдат.
    — Тебе просто повезло. Сколько времени там находится повстанец?
    — Не знаю. Неделю, может быть. Он серьезно ранен. В живот.
    — Он из местных? — спросил Гус и сглотнул.
    — Нет, сэр. Думаю, он из Арканзаса. Постоянно бредит. Насколько я могу судить, он был лейтенантом у генерала Прайса. Без посторонней помощи он долго не протянет.
    — Ранен в живот? Точно, долго не протянет. Твой дом, сынок, совсем в другой стороне. Возвращаясь за этим повстанцем, ты только навлечешь на себя неприятности. Может, и на него тоже.
    — Но я ему обещал.
    — В этой ситуации можешь не держать слова. Идет война, сынок. Да и он, вероятно, уже мертв. Вот что я тебе скажу. Через день или два я попробую его навестить. Тебя это устроит?
    — Я... думаю, что вы его навестите. Спасибо.
    — Не нужно благодарностей. Для меня естественно быть чертовым идиотом. Вот, держи рагу.
    Вывалив на жестяную тарелку дымящуюся смесь из кусочков крольчатины, дикой кукурузы и нарезанного кубиками ямса, Гус протянул посудину Эли.
    — Я тут отрезан от новостей. Как идет война?
    — Сам мало что знаю, — пробормотал Эли с набитым ртом. — Пехоте ничего не говорят. Но, как мы слышали, дело может закончиться к весне.
    — Эту шутку я и сам уже пару раз слышал.
    — На этот раз это может оказаться правдой. Прошлой осенью
Шерман*
William Tecumseh Sherman*
Уильям Текумсе Шерман
(1820–1891 гг.) — американский полководец и писатель. Прославился как один из наиболее талантливых генералов Гражданской войны в США (1861–1865 гг.), где он воевал на стороне Севера. В то же время Шерман приобрел печальную славу за свою тактику "выжженной земли".
взял Атланту, сжег ее и двинулся на Саванну. На полосе в шестьдесят миль они сжигают все. Ричмонд окружен. Генерал
Худ*
Джон Белл Худ*
John Bell Hood
(1831–1879 гг.) — генерал армии Конфедерации во время Гражданской войны в США. Имел репутацию смелого и агрессивного до безрассудства генерала.
все еще на поле боя. Возможно, он направляется в Нэшвилл, чтобы занять выгодные позиции.
    — А генерал Стерлинг Прайс?
    — Осенью в Вестпорте его сильно потрепали. Он отступил обратно в Арканзас. Я слышал, что его людям приходится несладко. Они едят своих лошадей, жуют траву... Извините, вы сказали, что ваши сыновья?..
    — Двое моих мальчиков с Прайсом, — Гус сплюнул. — Чушь собачья. У меня никогда в жизни не было рабов. Я это не приветствую. Но после того как янки напали на наше ранчо, моих парней уже было не удержать. Они ушли сражаться за Славное Дело.
    — За рабство?
    — Нет, черт возьми. За независимость, так мы это называем. Хотим жить свободно, и чтобы янки или гессенцы не угоняли наш скот. Единственные рабы, которых я видел после "освобождения", были беглецами и голодными оборванцами. Ковырялись на моих полях, как какие-нибудь овцы. Думаешь, теперь им стало лучше, чем было раньше?
    — Сэр, я не верю, что эта война сделала кого-то лучше: ни черных, ни белых. Рабам, которых мы освободили, некуда было идти. У них не было ни земли, ни еды. Как я уже сказал, похоже, в этой войне уже нет правды. Я просто хочу вернуться домой.
    — Мне понятны твои чувства, — согласился Гус.
    Позже, когда взошла луна, Гус оседлал одну из своих кобыл, посадил на нее Элиаса Митчела и по старой тропе отправил парня на север. Наблюдая, как Эли скрывается в ночи, Гус почувствовал себя на удивление довольным, учитывая, что он только что отдал хорошее животное, которое вырастил своими руками.
    Той же ночью, в какой-то момент Гус неожиданно проснулся. Он был напряжен. Его рука сжимала карабин. Прислушался. Ничего. Только завывание ветра. И лисы тявкают на звезды.
    Гус уже так долго обитал в этих холмах, что сам наполовину обезумел. Дергается, как крот, попавший в муравейник. Но он чувствовал: что-то не так. До кончиков пальцев на ногах ощущал непонятное. И не мог дать этому название.
    Он позволил огню погаснуть и устроился между двумя валунами, подальше от тлеющих углей. Взведенный карабин Гус спрятал под одеялами.
    До конца ночи он дремал; однако при малейшем звуке мгновенно настораживался.
    Определенно, что-то было не так.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    На следующий день (было где-то около полудня) Полли убирала навоз в амбаре, когда услышала приближавшийся стук копыт. Мичам? Вряд ли. Он не стал бы действовать так открыто. Опершись на вилы, Полли глянула в щель в провисшей двери.
    По дороге, с западной стороны, ехала легкая одноместная повозка. Вожжи держала женщина. Свернув у ворот, повозка замедлила ход и приблизилась к дому.
    Все еще держа вилы в руках, Полли вышла из амбара и, прищурив глаза, замерла в ожидании. Ее гостья была тепло одета (как для дальней поездки): прекрасная плюшевая накидка поверх сшитого на заказ шерстяного костюма. Такую красивую — и новую — одежду Полли давно уже не видела; с тех пор, как... она не могла вспомнить, когда это было.
    — Добрый день, мэм. Могу я вам помочь?
    — Можете. Я заблудилась.
    Женщина говорила с резким акцентом. Гессенка. Полли нахмурилась.
    — Я выехала из Корридона утром...
    — Разверните коляску, мисс. Через милю на дороге будет развилка. Северная ветка приведет вас в Сентервиль.
    — Мне не нужно в Сентервиль.
    — Слушайте, мэм, у меня не так много времени...
    — Пожалуйста, помогите мне, — с отчаянием в голосе воскликнула женщина. — Я ищу дом Макки. Это далеко отсюда?
    Хмуро глядя на женщину, Полли подошла к повозке. Гессенка была моложе, чем могло показаться издали. Ее лицо было бледным, как молоко, с почти невидимыми ресницами. Синяк и небольшая припухлость на челюсти. Но в целом симпатичная девушка, хоть и гессенка.
    — Что вам нужно от Макки? Кто вы такая?
    — Меня зовут Биргит Рэндольф. Мой муж Тайлер Рэндольф. Он кузен Ангуса Макки. Он...
    — Я Полли Макки, жена Гуса. Знаю Тайлера с пеленок, но не понимаю, черт возьми, кто вы такая. Тайлер не женат.
    — Мы поженились несколько месяцев назад. Познакомились, когда он был в ополчении штата в Сент-Луисе. Он был очень… бравым. Потом он присоединился к генералу Прайсу. Мы переписывались, когда он был в Арканзасе. В августе этого года он приехал за мной, и мы поженились.
    — Что значит, приехал за вами? Приехал куда?
    — В Сент-Луис. Тайлер больше не служит. Он был ранен в Пи-Ридже, а сейчас демобилизован.
    — Ранен? Насколько серьезно?
    — В ногу. Сейчас нога почти зажила, но Тайлер хромает. Думаю, ему до сих пор больно. Но он не жалуется. Он очень... упрямый в этом смысле.
    — Похоже на Тайлера. Где вы устроились?
    — На его ферме, возле Маунтин-Гроув.
    — Будь я проклята, — в сердцах обронила Полли.
    Это было слишком. Сначала Мичам со своими дружками, теперь полубезумная гессенка, утверждающая, что она ее родственница. Проклятая война превратила мир в сумасшедший дом.
    — Можете зайти укрыться от ветра, мисс… Я хотела сказать… миссис Рэндольф. Боюсь, у нас закончился кофе.
    — У меня есть чай и немного сахара, — сказала Биргит, протягивая Полли увесистый мешочек. — Тайлер говорил, что здесь было много грабежей.
    — Нас обирают с обеих сторон, — мрачно признала Полли. — Проходите на кухню, я сделаю нам чай.
    Биргит легко соскочила с повозки, но замешкалась у двери. Хотя стены дома уже много лет не видели краски, Полли содержала свое жилище в идеальном порядке.
    — У вас прекрасный дом. Очень чистый. Даже пахнет приятно.
    — А чего вы ожидали? Свинарника?
    — Нет, я... Не хочу вас злить… Наверное, я приехала не вовремя.
    — Сейчас любое время неподходящее. И, кстати, зачем вы приехали, мэм? Что вам здесь нужно?
    — Тайлер… сказал, чтобы я к вам приехала. Он надеялся, что вы сможете отвезти меня в Сент-Луис, а потом доставите сюда повозку. Он пришлет за ней позже.
    — Пришлет за повозкой? Но не за вами? Почему? Фермерская жизнь оказалась для вас слишком суровой?
    — Нет, я выросла в Баварии на ферме. Работы я не боюсь.
    — Тогда что же? А-а, хромой фермер — это не лихой лейтенант-повстанец? И вы бежите домой к мамочке. Господи Иисусе! Поделом Тайлеру, раз он женился на гессенке.
    — Я не гессенка.
    — Не врите. Любой, у кого есть уши, сразу скажет, что вы за птица!
    — Я не такая! — воскликнула Биргит, щеки которой мгновенно покраснели. — Да, мы немцы, но моя семья из Фрейштадта. Это в Баварии. А гессенцы живут в Гессене! Я не гессенка! И я не бросала Тайлера. Это он меня выгнал!
    — Что вы такое говорите?
    — Это правда! Я сказала ему, что во мне растет наш ребенок, и он ужасно рассердился. Он сказал, что я должна вернуться домой к своей семье. А я сказала, что не уеду. Тогда он сказал, что я должна его слушаться. Но я все равно сказала "нет". И тогда он... ударил меня! — глаза девушки наполнились слезами. — И я приехала сюда. Но вы тоже на меня сердитесь — не знаю почему. И что мне теперь делать?
    Полли знала, что делать. Она молча обняла молодую женщину своими огромными ручищами и стояла так, пока Биргит рыдала, как потерявшийся ребенок. Каковым, собственно, в некотором смысле она и была. Господи, да этой девушке всего лет семнадцать или восемнадцать! Полли едва исполнилось сорок, но сейчас она с трудом могла припомнить себя в возрасте Биргит.
    Негромкий свист синего эмалированного чайника разрушил чары.
    — Прошу меня извинить, — сказала Биргит, отстраняясь от Полли. — Это моя беда. Я не хочу вас обременять.
    — Не говори глупостей, — отозвалась Полли, снимая чайник с плиты и наполняя две фарфоровые чашки горячим напитком. — Бог тебе в помощь, деточка, мы теперь семья. Садись за стол. Мы что-нибудь придумаем.
    — Что придумаем? — тупо спросила Биргит, потягивая дымящийся чай. — Тайлер не хочет меня. И нашего ребенка тоже не хочет.
    — Это не может быть правдой. Он пробился сквозь проклятую армию Союза, чтобы на тебе жениться. С документами об увольнении или без них, янки в любой момент могли линчевать его или бросить в тюрьму. Но Тайлер — упрямый мальчик. Все Рэндольфы такие, и Макки тоже. Никто из них не сдается. Если уж Тайлер был готов рискнуть жизнью, чтобы в августе на тебе жениться, он вряд ли бы передумал. Должно быть, за этим стоит что-то еще. Как вы жили? Он тебя раньше бил?
    — Нет! Никогда! У нас все было хорошо. Просто замечательно. Но в последний месяц он... у него испортилось настроение. Он стал мрачным. Не спит ночами, наблюдает за окрестностями. В холмах вокруг фермы горят костры. Тайлер говорит, что это дезертиры. Или джейхокеры. А несколько дней назад какие-то мужчины забрали нашу тягловую лошадь. Их было пятеро. Напали на Тайлера в поле и просто отобрали животное. С тех пор Тайлер со мной не разговаривает. Я думала, что известие о ребенке подбодрит его, но... — Биргит сглотнула и покачала головой.
    Полли отпила чаю. Задумалась.
    — Он боится, — наконец сказала она.
    — Боится? Тайлер?
    — Не за себя. После всех сражений, в которых он участвовал, пятеро пьяниц его не испугают. Нет, он боится за тебя, деточка. Боится, что не сможет тебя защитить. Или твоего ребенка. Для мужчины, особенно для такого бойца, как Тайлер, это ужасная ситуация. На войне он видел страшные вещи. И где-то в глубине души он боится подвести тебя, хотя я сомневаюсь, что сам он это осознает.
    — Поэтому он меня и прогнал?
    — Похоже на то.
    — И что мне делать?
    — Это зависит от обстоятельств. Может, он прав, деточка. В этих местах очень опасно.
    — Но вы же здесь остались.
    — У меня нет выбора. Это ранчо — все, что у нас есть. Тебе, Биргит, будет безопаснее в Сент-Луисе. Может, и правда, тебе стоит на время вернуться домой к своей семье?
    — Нет. Теперь моя семья — это Тайлер.
    — Ты уверена? Как по мне, ты еще слишком молода.
    — Возможно. Но я знаю. Когда я встретила Тайлера, в Сент-Луисе было полно молодых солдат. Тысячи. Я танцую котильон. Тайлер видит меня. Он стоит со своими друзьями и смеется. Потом он подходит ко мне. Мы разговариваем. Минуту, не больше. Потом мы танцуем. Один раз. Но я уже знаю.
    — Что знаешь?
    Биргит настороженно посмотрела на обветренное лицо Полли, затем пожала плечами.
    — Смейтесь, если хотите, но я смотрю в глаза Тайлера и вижу... всю мою дальнейшую жизнь. С ним. Я вижу наших детей. Понимаю, это звучит безумно, но... я увидела все это в тот единственный момент. Хотя… может быть, вы и правы. Возможно, я действительно... гессенка.
    — Нет. Это я была не права. И насчет тебя я ошибалась. Извини, что раньше говорила с тобой таким тоном. И Тайлер не должен был так с тобой поступать, хотя я понимаю, почему он это сделал.
    — Что с того, что вы понимаете? Он неправ, что прогнал меня. И я была неправа, что ушла. Я должна вернуться.
    — Все не так просто, деточка. Сейчас опасные времена, и у Тайлера есть все основания за тебя беспокоиться.
    — Я знаю. И я тоже боюсь. Но еще больше я боюсь потерять мужа, потерять то общее, что у нас есть.
    — Иметь крепкое сердце — это хорошо. Но этого недостаточно. Тут в холмах бродят мужчины, которые убьют тебя за лошадь или за доллар. Или вообще без всякой причины. И Тайлер не всегда может оказаться рядом, чтобы тебя защитить. Вам придется защищать друг друга. Ты разбираешься в оружии?
    — В общем-то, нет. Тайлер купил мне карманный пистолет и пытался научить меня стрелять. Но я так и не умею толком с ним обращаться.
    — Мужчины, они такие, — сухо заметила Полли. — Маленькой женщине нужен маленький пистолет. Знаешь, в чем проблема? Мужчины не верят, что женщина сможет выстрелить. Или попасть во что-нибудь, даже если нажмет на курок. Мужчину надо убить, чтобы он поверил в такую возможность. Или умереть самой. Вон там стоит настоящее женское оружие, — сказала она, указывая на охотничье ружье у задней двери. — Никаких навыков не требуется, все очень просто. Я за двадцать минут научу тебя всему, что нужно знать. Если хочешь.
    — Да, хочу. Спасибо.
    — Сначала допьем чай и еще немного поговорим. В последнее время я редко видела других женщин. Работаю как мужик и одеваюсь соответственно. Порой мне кажется, что я превращаюсь в мужчину.
    — Думаю, вы очень похожи на женщину, миссис Макки. И ваш дом — не сердитесь на меня — ну очень чистый. Он даже пахнет чистотой. Что это за чудный аромат?
    — Сиреневая вода. Такой парфюм. До войны, когда мальчики возились в доме, в своей одежде, ботинках и прочем, здесь иногда пахло, как в конюшне. Спасала сиреневая вода. Я удивляюсь, что ты вообще чувствуешь этот запах. Чтобы растянуть средство подольше, я сильно его разбавляла. Каждый из мальчиков, уходя в солдаты, обещал принести мне новую бутылку.
    — Вы говорите, мальчики. Сколько их?
    — У Ангуса от его первой жены Сары было четверо сыновей. Сара, еще совсем молодая, умерла от чахотки. Все совсем не так, как у тебя с Тайлером или у меня с Гусом. Мы не знакомились ни на каких танцах. Я осиротела, жила с родственниками. Ангусу нужна была мать для его мальчиков. Мне было всего пятнадцать, когда мы поженились. Теперь у нас есть и свой сын, Джейсон. И я потеряла девочку при родах. Нам было трудно, но мы наладили себе жизнь в этих краях. До войны здесь было прекрасно. И мы приложим все усилия, чтобы у нас на ранчо снова все стало хорошо.
    — Но ведь вы... заботитесь о нем? О вашем муже?
    — Конечно. Он хороший человек, с добрым сердцем, и я... наверное, люблю его. Но нам не всегда бывает легко. Гус старше меня; у него свои привычки. Когда я впервые легла с ним, то все, что я знала о любви и... о подобных вещах, это было то, что я видела в полях, где спаривались лошади или свиньи. Ангус был со мной нежен… и мы притерлись друг к другу, как двое животных в одной упряжке. Но я не могу сказать, что у меня когда-нибудь были такие моменты, о которых ты говорила. Или, нет... какое-то особое чувство… Мы много работаем, стараемся все делать правильно. Но Гуса уже так долго нет, что я иногда думаю, а будет ли у нас все по-прежнему… потом.
    — Куда он уехал?
    — В глубь холмов. Я всем говорю, что он в Спрингфилде, но его там нет. После того, как войска Прайса были оттеснены в Арканзас, обе стороны грабили нас, угоняли скот. Поэтому Ангус увел последних наших лошадей. Он прячет их в холмах, чтобы, когда закончится война, мы и наши мальчики могли начать все заново. Мы думали, что это продлится не больше пары месяцев. Но прошло уже больше двух лет. Почти три года. Гус возвращается раз в месяц. Всего на несколько часов. Кажется, так будет продолжаться вечно.
    — Может, и нет. Тайлер говорит, что скоро все закончится.
    — Дорогуша, я слышу эту старую песенку с шестьдесят первого года.
    — Нет, правда. Тайлер читает газеты из Сент-Луиса. Федералы уже захватили всю долину Шенандоа. Войска Прайса разбросаны. Худ отступает из Атланты. Город горит.
    — Атланта горит? Почему? Кто ее поджег?
    — Союз, я думаю. Хотя...
    Биргит беспомощно пожала плечами. Даже на безупречном английском никакие слова не могли бы описать безумие, творившееся на земле.
    — Боже мой, — простонала Полли, откидываясь на спинку стула. — Боевые действия когда-нибудь могут закончиться, но эта война никогда не прекратится. Может, только через сотню лет. Неудивительно, что холмы заполняются дезертирами, а джейхокеры снова вышли на охоту. Обе стороны чуют запах крови. Тебе следует вернуться домой, деточка. Но сначала я научу тебя убивать. Конечно, изысканно, как подобает леди.
    За какие-то полчаса Полли обучила Биргит основам обращения с короткоствольным охотничьим ружьем. С близкого расстояния дробовой заряд из этого оружия мог стереть с лица земли все, что попалось бы на его пути, от старого пня до трех стоящих в ряд мужчин.
    Девушка отнеслась к обучению, как к любому практическому занятию. Она научилась убивать, защищая себя и своих близких, и не испытывая при этом угрызений совести. Это все равно, что убить койота, напавшего на кур. Или на ребенка.
    Причем женщины не получали от стрельбы того удовольствия, которое нередко получают мужчины. Для Полли и Биргит это была рутина, возможно, более опасная, чем некоторые другие занятия, но зато более необходимая.
    В конце урока Биргит уже довольно ловко управлялась с ружьем. И когда она села в повозку, чтобы уехать, Полли положила охотничье ружье ей на колени.
    — Возьми с собой; у меня есть другое. И если на дороге возникнут неприятности, не мешкай. Эти ребята давно уже стреляют друг в друга, и делают они это чертовски быстро. У тебя есть только внезапность… и это ружье.
    — Я справлюсь. И я не боюсь. По крайней мере, думаю, Тайлер выслушает меня, когда я объясню ему, как у нас теперь будут обстоять дела.
    — Надеюсь, что выслушает, — ухмыльнулась Полли. — До наступления темноты ты можешь доехать до Корридона. Там переночуешь, а утром двинешься дальше. И уже к ужину будешь дома.
    — А летом, когда я буду рожать, могу я прислать за вами?
    — Конечно, можешь, дорогуша. Я примчусь, и мы вместе вытащим твоего ребенка на свет божий. Увидимся летом, миссис Рэндольф, а может, и раньше, если это безумие закончится, и наши мальчики вернутся домой. И береги себя, слышишь?

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Обычно Гус вставал с первыми лучами солнца, но из-за поздних проводов Эли Митчела и беспокойного сна он проснулся позже, чем всегда. Тщательно уложив винтовку и одеяла в скальную расщелину, Гус сварил последнюю щепотку кофе, чтобы выпить напиток и быстро прийти в себя. Ему по-прежнему было неспокойно. Что-то явно было не так. Какой-то предупреждающий знак. Что же он пропустил?
    Его запасы были на исходе. Но, может быть, сегодня ночь будет безлунная, и удастся наведаться на родное ранчо. Каким-то образом Полли всегда умудрялась наскрести для него кое-что необходимое: сахар, кофе… Новости и слухи о войне. Достаточно, чтобы продержаться еще один месяц, скрываясь в холмах.
    Но прежде чем рискнуть и навестить дом, ему придется разобраться с этим неприятным ощущением беспокойства, чтобы безликая опасность не последовала за ним. Сидя у костра и потягивая остатки горького кофе, Гус пытался сформировать для себя образ неприятностей или хотя бы дать им название.
    Было ли что-то подозрительное в Эли Митчеле? В том, что он говорил или делал? Маловероятно. Гус по собственной воле отдал дезертиру свою кобылу и не жалел об этом решении. Что еще он мог сделать? Убить паренька? Прогнать его?
    Конечно, он едва знал этого Эли Митчелла. Но Гус всю жизнь был скотоводом. Он мог верно оценить лошадь, находясь от нее за сорок шагов, поэтому считал, что может справедливо судить и о людях. Юный Эли Митчел показался ему честным парнем. Он обещал вернуть кобылу позже, и Гус верил, что Эли попытается это сделать...
    Вот оно что! Вот шило в заднице!
    Обещание Эли.
    Он попытается вернуть кобылу, потому что обещал Гусу это сделать; а Эли был честным парнем. Но он также дал обещание помочь тому раненому лейтенанту повстанцев. И теперь у Эти хорошая лошадь, кое-какая еда… Черт побери!
    Проклиная себя за глупость, Гус достал из тайника винтовку и рысью направил лошадь по тропе. По утренней росе легко было отслеживать следы кобылы. Парень ехал на север ровно столько, чтобы скрыться с глаз Гуса, а затем повернул на юг, пробираясь обратно к ручью, чтобы помочь своему раненому другу.
    Однако Гус знал эти холмы гораздо лучше, чем юный Митчел. Съехав с тропы, он проскакал галопом вверх по склону целую милю. На вершине холма рос густой кустарник. Лошади там передвигаться было трудно, но человек пешком мог сократить себе путь вдвое. Если повезет, Гус доберется до ручья к полудню.
    Но Гусу не повезло. А Эли Митчелу так и вовсе.
    Когда Гус поднялся на гребень холма, откуда открывался вид на долину, он услышал крик, а затем топот копыт. Эли Митчела, выгуливавшего кобылу среди деревьев на краю долины, заметил патруль Союза. Хотя сразу стало ясно, что он попал в ловушку, парень ни секунды не колебался. Он вскочил в седло, развернул лошадь и помчался вниз по долине, уводя преследователей в сторону от ручья. Бойцы патруля рассыпались веером, чтобы перехватить парнишку, отрезав ему путь и окружив прежде, чем он успеет проскакать полмили.
    Упав на живот, Гус порылся в сумке в поисках мексиканского полевого бинокля в медном корпусе, своего единственного трофея с той давней войны. Достав бинокль, он, торопливо фокусируя изображение, осмотрел луг внизу. Все уже было кончено. Патруль Союза окружил Эли. Парень бросил поводья и поднял обе руки вверх. Солдаты приблизились, держа оружие наготове.
    Гус был слишком далеко, чтобы разглядеть лица. Командира он явно не знал. Капитан, высокий, сухопарый, с козлиной бородкой, как у Ван
Дайка*
Николас Ван Дайк*
Nicholas Van Dyke
(1738–1789 гг.) — один из американских "отцов-основателей", юрист и политик. Служил в Генеральной ассамблее штата Делавэр, в Континентальном конгрессе, где подписал Статьи Конфедерации.
, в плаще и кепи французского покроя. Судя по разномастной форме его солдат, все они были ополченцами. Вероятно, гессенцы из Сент-Луиса или Джефферсон-Сити. Но их гражданский проводник...
    Черт! Гус узнал широкополую шляпу и сутулые плечи еще до того, как разглядел лицо этого проводника. Аарон Мичам. Предатель, который еще до начала войны совершал грабительские набеги в Канзасе, маскируя воровство и убийства дымовой завесой
аболиционистского*
Аболиционизм в Соединенных Штатах Америки (англ. "abolitionism" от лат. "abolitio" — "отмена") — движение за освобождение чернокожих рабов в США перед Гражданской войной.
вздора.
    Пока сержант-гессенец допрашивал Эли, Мичам на своем скакуне сделал круг, внимательно осматривая лошадь паренька.
    Узнает ли он животное? Гус порылся в своей памяти, пытаясь вспомнить, видел ли Мичам когда-нибудь его кобылу. Возможно, однажды, на ярмарке округа Рейнольдс. Мичам пытался спровоцировать младшего сына Гуса на драку, но отступил, когда вмешались Гус и двое других его сыновей. Может, Мичам и видел тогда лошадь; но это было до войны, и...
    Небрежным движением Мичам выхватил пистолет и выстрелил Эли Митчелу в голову! Нелепо взмахнув руками, парень слетел с седла и упал на траву, как сломанная кукла.
    — Нет!
    Гус вскочил на ноги, ошеломленный, вытаращив глаза. Но он был слишком далеко, чтобы его услышали. Другие солдаты патруля, казалось, были удивлены не меньше Гуса. Сержант что-то закричал Мичаму, и звук его голоса гулко разнесся по долине. Не обращая внимания на офицера, джейхокер спешился и, переступив через скрюченное тело поверженного паренька, провел руками по крупу лошади Эли.
    Удовлетворенный осмотром, Мичам расседлал кобылу, отбросил в сторону потрепанное седло Гуса и вместо него водрузил на спину лошади свое собственное седло
Макклеллана*
Седло Макклеллана — это седло для верховой езды, разработанное Джорджем Б. Макклелланом после его поездки по Европе в качестве члена военной комиссии, которой было поручено изучить последние достижения в области инженерных войск и кавалерии. Основываясь на своих наблюдениях, Макклеллан предложил конструкцию седла, которая была принята на вооружение армии США в 1859 году.
, туго затянув подпругу под брюхом животного.
    Солдаты молча наблюдали, как Мичам вскочил в седло, затем сержант что-то сказал, и двое мужчин спешились. Взгромоздив тело Эли на мерина Мичама, они привязали труп парня к спине животного. Очевидно, Мичам отпустил какую-то шутку, поскольку Гус ясно видел его ухмылку и шевелящиеся губы. Но никто из других мужчин даже не улыбнулся.
    Повернув лошадь, капитан вывел отряд из долины. Тело Эли болталось на мерине, как седельная сумка. Кровь из раны на голове капала на бока лошади.
    Скорчившись в кустах, Гус наблюдал, как вдали исчезают фигуры солдат. Для верности он выждал еще полчаса.
    Убедившись, что патруль скрылся окончательно, Гус по гребню холма начал пробираться к ручью, о котором говорил ему Эли — парень, не позволивший сделать это патрулю и унесший в могилу свою тайну.
    Гус надеялся, что лейтенант у ручья тоже будет мертв. Это все бы упростило. Он мог вернуться в свой лагерь, чтобы немного подумать и избавиться от навязчивого видения, в котором Эли, взмахивая руками, падает на землю...
    Внезапно Гус услышал негромкий щелчок. Так взводится курок револьвера.
    — Стой, где стоишь. Подними свои…
    Голос стих. Гус застыл на месте.
    — Лейтенант? Меня зовут Макки. Меня послал к вам Элиас Митчел.
    В ответ раздался приглушенный кашель. Теперь Гус смог разглядеть раненого, который прятался среди кедров у ручья. Ручей впадал в небольшое озерко.
    Это точно был офицер. Серый мундир, позолоченные пуговицы, на брюках — желтые кавалерийские лампасы. И в кулаке зажат армейский револьвер 36-го калибра.
    Но пистолет не был направлен точно на Гуса. Просто дуло смотрело в его сторону. И даже на таком расстоянии Гус уловил кислый запах гниющей плоти, смрад крови и гноя.
    Опустившись на колени рядом с лейтенантом, который по виду был даже моложе Эли, Гус осторожно вытащил револьвер из его руки. Он сомневался, что повстанец вообще понимал, что с ним делают.
    Митчел ошибся. Лейтенант не был ранен в живот. Не то чтобы это имело большое значение. Парень был ранен в грудь, но достаточно низко. Кровь вытекала медленно, с каждым ударом сердца выталкивая из человека жизненные силы.
    Лейтенант лежал, полуприслонившись к стволу кедра, и тяжело дышал. Боролся за каждый вдох. Но его война уже почти закончилась. Проигрышное дело. Как и его серая форма. И пара медалей на его блузе.
    Глаза лейтенанта были открыты, но смотрел он в какую-то невозможную даль. Его лицо было белым как мел. Артериальная кровь пузырилась в уголках рта, окрашивая его губы в ярко-малиновый цвет, алый, как у собравшейся на вечеринку леди.
    Через некоторое время парень как будто бы немного пришел в себя. Он слегка озадаченно уставился на Гуса.
    — Простите, — пробормотал он, облизывая алые губы. — Я разговаривал с матерью... Я вас знаю?
    — Нет, лейтенант. Меня зовут Ангус Макки. Меня послал Элиас Митчел.
    — Кто?
    — Элиас Митчел. Парень, который был с вами несколько дней назад.
    — Да, Митчел. Он янки. С ним все в порядке?
    — Он... в полном порядке, лейтенант. Отправился домой. К своим родным.
    — Хорошо. Он был добр ко мне... — молодой солдат сглотнул. — У меня мало времени, сэр. Я лейтенант Джеймс Оливер Ниланд из Первого Арканзасского. У меня есть семья. В долине реки Уайт. Мой отец — Финеас Ниланд из Кларендона…
    Парень закашлялся, заплевав красной пеной свою рубашку.
    — Лейтенант Ниланд, у меня двое сыновей, которые служат в Арканзасе у Стерлинга Прайса. Джаред и Левон Макки. Вы что-нибудь слышали о них?..
    Однако кашель высосал из Ниланда последние силы. Парень снова впал в забытье; его губы шевелились в беззвучном разговоре.
    Гус ждал, как ему показалось, целую вечность. Наконец он увидел, что Ниланд, нахмурившись, смотрит прямо на него.
    — Извините. Я... кажется, забыл… Как ваше имя?
    — Меня зовут Макки, лейтенант. Ангус Макки.
    — Мистер Макки. Конечно. И вы спрашивали меня о?.. Ваш сын Джаред Макки? Сержант в Миссурийском?
    — Да! Он и его брат. Они оба были...
    — Сэр, сержант Джаред Макки был в Вестпорте среди тяжелораненых. Я видел, как его несли к хирургам. Сомневаюсь, что он выжил. Немногие тогда выжили. Я спрошу у матери, когда увижу... — лейтенант снова сильно закашлялся. — Мне… очень жаль. Я не был близко знаком с вашим сыном. Он казался хорошим солдатом. О его брате я ничего не слышал. Надеюсь, с ним все в порядке.
    Гус отвернулся. Его глаза щипало от слез. Это было слишком. Смерть Эли. А теперь и Джареда. Господи Иисусе!
    — Мистер Макки, простите, что беспокою вас в такую минуту, но я… в некотором затруднении. Я умираю. Но, по правде говоря, меня это теперь не волнует. Боль уже не такая сильная. И моя мать... совсем рядом. Могу я спросить вас, сэр? Кому вы преданны? Северу или Югу?
    Гус не ответил. Просто не мог. Он снова увидел, как, взмахивая руками, падает на землю Эли... А потом Джаред... Тоже падает.
    Гус помотал головой, чтобы рассеять видение.
    — Мои сыновья в сером, лейтенант, — хрипло сказал он. — А я всегда с моими сыновьями.
    — Ладно, — Ниланд прикрыл глаза. — В моем мундире письмо. Оно адресовано моему отцу. Но в нем содержится... описание наших проблем, которое может быть интересным для янки. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы приложили мои медали к письму и передали его кому-нибудь, кто сочувствует нашему делу. Вы сделаете это для меня, мистер Макки?
    — Лейтенант...
    — Прошу вас! — Ниланд отчаянно схватил Гуса за рукав, пытаясь подтянуться ближе. — Ради ваших сыновей, сэр. Ради Юга!
    — Хорошо, сынок, успокойся. Я все сделаю.
    — Спасибо, — Ниланд в изнеможении откинулся назад. — Письмо во внутреннем кармане. Возьмите его, пожалуйста.
    Гус осторожно полез в карман лейтенанта, нащупал конверт и на мгновение застыл. Он не почувствовал сердцебиения. Гус посмотрел на лицо Ниланда. Глаза лейтенанта были пусты. Молодой офицер скончался. Просто вот так взял и умер.
    С трудом поднявшись на ноги, Гус посмотрел на конверт. Наверное, как и говорил парень, это было всего лишь письмо домой. Но в эти проклятые дни передача такого послания или даже обладание им могло бы считаться передачей вражеской депеши.
    Измена.
    Повешение или расстрел. На месте.
    Ни судей, ни присяжных. Никакой пощады.
    Сглотнув от отвращения, Гус быстро обыскал тело лейтенанта, но единственной полезной вещью оказался парадный кинжал на поясе Ниланда. Пятнадцатидюймовое обоюдоострое лезвие дамасской стали с игольчатым острием. Некоторые называли такой кинжал "арканзасской зубочисткой".
    Клинок заканчивался блестящей латунной гардой и резной рукояткой из слоновой кости с серебряными вставками. На рукоятке была гравировка: с одной стороны — "1-й Арканзасский", с другой — "Лейтенант Дж. О. Ниланд". Рукоять и дамасская сталь клинка потемнели от крови парня. Позже Гус может почистить кинжал, тем более, что свой охотничий нож он сломал неделю назад. А Ниланду клинок больше ни к чему. Его война закончилась.
    Гус сунул кинжал за голенище сапога, а армейский револьвер заткнул себе за пояс.
    Аккуратно сняв с парня медали, Гус положил их в конверт и спрятал его под рубашку. Потом он похоронил лейтенанта Джеймса Оливера Ниланда на неприметной полянке недалеко от ручья.
    Гус вырыл довольно глубокую могилу. Сверху забросал ее камнями, чтобы никакое животное не могло откопать парня. И ни один человек. За этого повстанца никто не получит кровавых денег.
    О боже! Почти два года он прятался, как бродячая собака, пережидая охватившее людей безумие, а теперь, когда все почти закончилось, он был вынужден делать выбор. Эли Митчел сказал, что в этой войне уже нет правды, но он ошибался. Его собственная смерть доказала это. И смерть Джареда. И этого бедняги, который продержался достаточно долго, чтобы передать последнее письмо своим родным. Гус надеялся, что хоть какая-то часть их проклятого Дела стоила того, чтобы умереть. И убивать. Он больше не будет бегать и прятаться. Правильно это или нет, но Гус вызвался добровольцем. Опять.
    Может, он и не искоренит бесчестный разбой в холмах Миссури, но он попытается разобраться хоть с малой его частью. Аарон Мичам — подлый мерзавец. Убил Эли Митчела так же просто, как полевой работник топчет мышь-полевку. Убил ради лошади и награды в двадцать долларов. И за это, ей-богу, он поплатится.
    В последний раз осмотрев полянку, Гус ровным шагом направился обратно в свой лагерь. Собираться.
    Оставлять табун без присмотра было бы рискованно, но в этой глухой долине у лошадей имелось достаточно корма на неделю или около того, и, в общем-то, животные были хорошо спрятаны. Какой-нибудь бродяга мог случайно наткнуться на лошадей (как наткнулся на них Эли), украсть одно животное или даже похитить их всех, но тут уж ничего не поделаешь. Гусу просто придется рискнуть.
    Он тщательно выбрал себе лошадь: серую, с провисшей спиной тягловую кобылу по кличке Нелл. В шестилетнем возрасте в результате падения у Нелл была сломана челюсть. С тех пор морда животного осталась перекошенной. Нрав у Нелл был довольно бешеный. Но самое главное, травма морды превратила кобылу практически в немое существо. Она крайне редко ржала или храпела. Замечательная черта для лошади любого разведчика.
    Чтобы подчеркнуть выпирающие ребра кобылы, Гус втер в бока Нелл немного пепла из кострища; а чтобы имитировать на ногах животного открытые язвы, он размазал по коже лошади кусочки окровавленного нутряного жира убитого ранее кролика. Имитация была не идеальна, но только опытный эксперт смог бы это заметить. Обычно трюки скотоводов были направлены на то, чтобы скрыть недостатки клячи, а не сделать их более заметными.
    Закончив, Гус отступил назад, полюбовался своей работой и удовлетворенно кивнул головой.
    — Нелл, старушка, ты, пожалуй, самый жалкий кусок конины, который я когда-либо видел. Слишком провислая, чтобы работать, и слишком тощая, чтобы тебя съесть. И определенно не стоящая того, чтобы тебя воровать.
    Нелл ничего не ответила, но ее взгляд был таким свирепым, что Гус не смог сдержать улыбки. В последний раз, когда он ходил на войну, он был одет в новенькую форму с латунными пуговицами. На этот раз его единственной надеждой выжить было сойти за оборванца — и будь проклята его гордость.
    Укрепив на спине Нелл самое потрепанное седло, Гус привязал к его луке свой потертый спальный мешок, положил в седельную сумку несколько галет и немного вяленого мяса, а затем забрался на кобылу. Бросил последний взгляд на место лагеря. Убедился, что все следы стерты: кострище забросано землей, лишнее снаряжение уложено в расщелину скалы. У Гуса было с полдюжины таких укрытий, разбросанных по холмам, и он перемещался от одного к другому, если лошади съедали в округе вся траву или армейские патрули подходили слишком близко.
    Последние два года жизнь Гуса была не из приятных: он жил как разбойник, виделся с женой и младшим сыном раз в месяц — ночью, когда не было луны, и он мог незаметно приблизиться к ранчо. Конечно, жалкая жизнь, но это был его единственный шанс спасти то немногое, что у них имелось. Теперь же он рисковал всем ради двух погибших пареньков, которых Гус едва знал; практически мальчиков, которые сражались за противоположные стороны. Как это делали и его собственные сыновья.
    Боже милостивый! Это было полным безумием, и Гус это понимал. Но все же он видел, как свершилось хладнокровное убийство, и отступать теперь было некуда. В противном случае он больше никогда не сможет снова смотреть на себя в зеркало для бритья.
    И даже если его захватило всеобщее безумие, это не давало Гусу права действовать очертя голову. Это означало нечто прямо противоположное. Он понимал, какие трудности ждут его — фермера, рискнувшего выступить против полудюжины опытных бойцов. Его шансы почти равнялись нулю. Гусу требовалось все его умение и вся удача в мире. И даже этого, скорее всего, было бы недостаточно.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Гусу не составило труда напасть на след патруля янки. Мичам ехал верхом на его кобыле, и Гус читал следы своего животного, как открытую книгу.
    Патруль направлялся на северо-восток, к лесистым предгорьям Озарка. Видимо, все еще рыщут в поисках новой добычи: отчаявшихся, потерянных ребят вроде Эли.
    Из-за костлявых боков и тяжелой походки Нелл ехать на ней верхом было чертовски неудобно, а поскольку кобыла артачилась на любых неровностях почвы, Гусу часто приходилось спешиваться и вести животное под уздцы.
    Снова и снова Гус мысленно видел, как падает Эли, и как пузырится кровь в уголках рта юного Ниланда. Еще он вспоминал Джареда в детстве, светловолосого мальчугана с широкой щелью между передними зубами. Братья Джареда часто подшучивали над ним, утверждая, что Джаред пропускает большую часть зерен кукурузного початка. В ответ на это Джаред ухмылялся и говорил, что так обед длится дольше...
    Теперь Джаред мертв. Скорее всего, сброшен в братскую могилу вместе с другими погибшими и прикопан сверху. Убит в последних корчах проигранной войны. Обе стороны терзают друг друга, как волки в загоне для овец, ошалевшие от крови, потерявшиеся в безумии кровавой резни.
    Заразная болезнь, как ни крути.
    К полудню Гус был почти уверен, что настигает патруль. Следы лошадей были чистыми и отчетливыми. Свежие следы. Гус предположил, что патруль вскоре остановится: сварить кофе, перекусить, дать отдохнуть животным.
    Однако он ошибся.
    Гус вел свою кобылу через заросли сумаха, когда заметил впереди всадников. Четверо… нет, пятеро солдат перегородили тропу.
    Янки. Сердце Гуса сжалось. Он узнал мужчин. Ополченцы. Та же банда, которая убила Эли. Гессенцы, с Аароном Мичамом в качестве проводника. На этот раз офицера с ними не было. Один из мужчин вел мерина Мичама. Поперек спины животного лежал труп Эли.
    Остальные уже подъезжали к Гусу. Не было смысла удирать. Нелл не могла ускакать от резвых коней. У Гуса было всего несколько секунд для каких-либо действий.
    Проходя через кусты сумаха, он бросил в траву свой карабин. Также он выбросил револьвер, надеялся, что патруль ничего не заметит. Гус подумал и об "арканзасском" клинке за голенищем сапога, но было уже слишком поздно избавляться от кинжала. Ополченцы наверняка увидят, как он наклоняется. Поэтому Гус не стал трогать клинок. Нелл медленно приближалась к патрулю, а Гус чувствовал, как пот стекает по его спине… Господи! Письмо! Оно все еще было спрятано под рубашкой!
    — Кто вы, мистер? Что вы тут делаете? — спросил сержант.
    Его гессенский акцент был резок, как квашеная капуста. Краснолицый, коренастый. Синяя форменная куртка сержанта выглядела самодельной и, вероятно, таковой она и была. Серые глаза мужчины смотрели насторожено. Взгляд его был опасен.
    — Меня зовут Макки. У меня ранчо в округе Рейнольдс. Направляюсь на восток, навестить кузена.
    — Какого еще кузена? — усмехнулся Аарон Мичам. — Роберта Эдварда
Ли*
Robert Edward Lee (1807–1870 гг.) — американский военный, генерал армии Конфедеративных Штатов Америки (с 31 августа 1861 г.).
?
    Ссутулившись, Мичам расслабленно сидел в седле и смотрел на Гуса из-под обвисших полей своей шляпы.
    — Кита Стюарта из Бакхорна.
    — Не знал, Макки, что Стюарты — твои родственники.
    — Ты знаком с этим человеком? — спросил сержант Мичама.
    — Я его знаю. Та фермерша, что вчера дерзила капитану, — его жена. Он сторонник мятежников. Его сыновья — в серых мундирах. Разве не так, Макки?
    — Он слишком стар, чтобы быть солдатом, — сказал сержант. — За него не дадут награды. Поехали дальше.
    — По-го-ди-те, — протянул Мичам. — А вдруг он перевозит контрабанду? Подойди ближе, Макки.
    Гус заколебался.
    — Лучше делайте, как он говорит, мистер, — вздохнул сержант. — Ему нравится убивать людей.
    Гуса снова охватил страх. Он попытался сделать шаг назад.
    — Отойди от своей клячи и подними руки. Датч, обыщи его.
    — Да будет тебе, Мичам. У этого хрыча не наберется и двух пенсов. Поехали.
    — Капитан оставил меня за главного, и я говорю тебе, Датч, что его нужно обыскать. Просто сделай это! Проверь его клячу, а потом обыщи его самого.
    Бормоча себе под нос что-то по-немецки, сержант спешился, подошел к Нелл и... напряженно застыл, увидев масляные пятна на ремне, где до этого висел карабин. Он посмотрел на Гуса, потом окинул взглядом тропу. Но если он и заметил в траве оружие, то ничего не сказал. Вместо этого Датч критически осмотрел Нелл и кивнул головой.
    — Вы, мистер, хорошо поработали с кобылой, — тихо сказал он. — Это просто жир у нее на ногах? Чтобы выглядело еще хуже, нужно смочить жир ягодным соком. Сок высыхает и становится черным, как кровь. И привлекает мух.
    — Вы разбираетесь в лошадях? — спросил Гус.
    — У меня было ранчо возле Джефф-Сити. Но его сожгли мятежники. Теперь я торгую мертвецами.
    — Эй, Датч, ты не на воскресной вечеринке! — прорычал Мичам. — Обыщи его.
    Коротко вздохнув, гессенец быстро провел руками по туловищу Гуса. И нащупал письмо! Гус услышал характерный шорох, когда руки немца прошлись по его рубашке. На какую-то долю секунды их взгляды пересеклись. Потом сержант отступил назад.
    — Ничего, — сказал он. — Я же говорил.
    — А мне показалось, Датч, что обыск был небрежным. Лучше удостовериться. Давай, Макки, раздевайся.
    — Что?
    — Ты меня слышал, старик. Раздевайся. Скидывай шмотки. Посмотрим, чем ты радуешь свою старую женушку, что она такая дерзкая.
    Гус сглотнул, с трудом сдерживая желание броситься на Мичама, стащить его с седла или умереть, пытаясь это сделать. Но он не мог так поступить. Мичам просто убьет его, вот и все. Негодяй только ждал повода. Гус видел это в его глазах. Но если они найдут письмо или "арканзасский" клинок, он, Гус, вероятно, все равно умрет. Никакое объяснение не удовлетворит этих бандитов. Он станет вооруженным мятежником, за которого в Сент-Луисе назначена награда в двадцать долларов. И он уже видел, как они перевозят "заключенных".
    — Нет, — сказал Гус. — Я этого не сделаю.
    — Нет? — эхом повторил Мичам. — А ну-ка, Датч, раздень его. Если будет сопротивляться, убей. Или это сделаю я.
    Датч повернулся к Гусу. Лицо сержанта было похоже на маску.
    — Не сопротивляйтесь, мистер. Он говорит серьезно.
    — Пошли вы к черту! — Гус услышал дрожь в своем голосе и разозлился на это. — Тебе нужна моя одежда, Мичам? Иди и возьми ее сам.
    Схватив Гуса за воротник, сержант развернул старика, притянул его к себе и разорвал рубашку. Гус пытался бороться, но, чувствуя силу в руках гессенца, понимал, что у него нет ни единого шанса… И вдруг хватка немца ослабла.
    Оттолкнув от себя Гуса, Датч вернулся к своей лошади. Он что-то сказал по-немецки, и солдаты взревели от хохота.
    — Эй, ты чего? — требовательно спросил Мичам. — Что ты им сказал?
    — Сказал, что теперь мы знаем, почему женщины тебя, Мичам, не привлекают. Ты возбуждаешься, когда смотришь на голых стариков.
    Сержант потянулся к луке седла, чтобы вскочить на лошадь, и вдруг обнаружил, что смотрит прямо в дуло револьвера Мичама.
    — Датч, я же приказал тебе его раздеть.
    — А я говорю, что за него не будет никакой награды. И контрабанды у него нет. Посмотри на него. Посмотри на его лошадь. Приманка для ворон. Ты только зря тратишь наше время.
    Сержант еще сказал что-то по-немецки, но на этот раз никто не смеялся. Все настороженно смотрели на Мичама.
    — Что ты им сказал?
    — Будешь направлять на меня пистолет, узнаешь.
    Вскочив в седло, гессенец развернул своего коня лицом к Мичаму.
    — Ты мне не сильно нравишься, джейхокер, — сержант сплюнул. — Ты храбро стреляешь в спину мальчишке, а вот та фермерша прогнала тебя, как собаку. И когда этот старик говорит тебе "Подойди сам", ты остаешься сидеть на лошади. Капитан уверен, что ты знаток здешних мест, поэтому в холмах мы едем за тобой. Но с этого момента, если ты увидишь меня в городе, не заговаривай со мной и переходи на другую сторону улицы.
Verstehen?*
Понятно? (нем.)
Ты… переходишь… на другую… сторону.
    Пришпорив лошадь, сержант пустил ее рысью. Проезжая мимо Гуса, он взглянул на старика. Лицо Датча ничего не выражало. Остальные позади него выстроились в линию по двое. Лошадь с трупом Эли трусила позади отряда.
    Однако Мичам остался на месте. Все еще держа в руке взведенный револьвер, он пару секунд сверлил взглядом Гуса, потом покачал головой.
    — Сегодня не буду тратить на тебя пулю, Макки. Но у нас еще все впереди. Помни об этом.
    Убрав револьвер в кобуру, Мичам сдернул с головы шляпу и, замахнувшись ею на Нелл, громко крикнул. Старая тягловая лошадь испугалась и рванула вперед так быстро, как только могла. Нелл помчалась к холмам. Пустые стремена хлопали по животу кобылы.
    Мичам развернул свою лошадь и с гиканьем поскакал вслед за отрядом.
    Гус мог бы броситься на джейхокера, когда тот проезжал мимо, стащить его с лошади и забить до смерти в отместку за убийство Эли, за гибель Джареда… но он опять этого не сделал.
    Не смог.
    Даже если бы он победил, гессенцы все равно бы его убили; а ведь Аарон Мичам не стоил того, чтобы из-за него умирать. Или ставить семью на грань голодной смерти. Так подумал Гус.
    Или это была просто трусость. Он уже стар и не так быстр. Он упал духом и придумывает оправдания. Гусу было больно это сознавать. Не знать границ своей собственной смелости. Или вообще подозревать отсутствие в себе храбрости.
    Все еще дрожа, Гус Макки подождал, пока Мичам скроется из виду. Потом он пошел обратно по тропе, чтобы подобрать карабин и револьвер. Нет смысла пытаться поймать Нелл. Кобыла уже была на полпути к стоянке оставшихся лошадей. Если бы у него была хоть капля мозгов, подумал Гус, он бы последовал за Нелл в холмы.
    Однако он не стал так делать. Вместо этого Гус проверил оружие, сунул револьвер за пояс и снова отправился вслед за патрулем. На этот раз пешком.
    Конские следы легко читались на мягкой почве.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Отправив Биргит в путь, Полли занялась уборкой в доме, смущенная, но довольная тем, что новая родственница отметила ее аккуратность и чистоплотность. В таких вопросах только женское мнение имеет вес. Мужчины не заметили бы даже разделанного кабана на диване, если бы им только не пришлось передвинуть тушу, чтобы сесть.
    Прибравшись в доме, Полли заставила Джейсона принести дрова для растопки печи, затем отправила сына в нижнюю часть долины, чтобы он остался ночевать у кузена, как это было принято в безлунные ночи. Всякий раз, когда Гус приходил с холмов, оставался риск, что за ним проследят и его задержит патруль. Если возникнут неприятности, лучше, чтобы мальчик был подальше от них.
    Затащив на кухню медную ванну, Полли разожгла плиту, чтобы кипятить воду. И на мгновение она мельком увидела свое отражение в зеркале в прихожей. Полли пришло на ум, какой свежей и молодой выглядит Биргит. Ее же собственное лицо за годы работы на ранчо сделалось грубым и обветренным. Полли задалась вопросом, видит ли до сих пор Ангус в ней женщину? И ощущает ли женщиной она сама себя?
    Выстрел! Одиночный выстрел, словно далекий гром, эхом разнесся по долине.
    Полли замерла, ожидая второго выстрела. Но все было тихо.
    Это было хорошим знаком. Потому что Полли была уверена, что узнала звук охотничьего ружья. Не многие пользовались таким оружием.
    Раздув огонь в кухонной плите, Полли взяла дробовик, проверила заряды, затем выскользнула на затененную веранду. Наблюдать. И ждать.
    Прошел час. Еще полчаса. Сумерки, словно темная занавеска, мягко опустились на холмы, а Полли все ждала, стоя в тени веранды. Последние лучи света исчезали за линией деревьев, когда она услышала далекий стук копыт, который по мере приближения становился все громче. Затем послышался скрип колес, и на гребень холма выскочила запряженная лошадью повозка, бешено несущаяся в направлении ранчо.
    Полли вскочила и побежала навстречу, когда повозка въехала через ворота во двор. Биргит изо всех сил натягивала поводья, чтобы остановить взмыленную лошадь. Лицо и одежда девушки были измазаны грязью, волосы растрепались, глаза готовы были выскочить из орбит.
    — Что случилось?
    — Из леса вышел человек, схватил лошадь. Я на него прикрикнула, но он не отступил. Я ударила его кнутом, а он бросился на меня, схватил, попытался стащить на землю и… — Биргит тяжело сглотнула, — …и я выстрелила в него!
    — Падая, он и меня вывалил из повозки, — продолжала девушка. — Я побежала в лес. Заблудилась. Не могла найти дорогу. Потом вижу повозку. Возле нее лежит человек.
    — Мертвый?
    — Я… Думаю, да, — простонала Биргит, едва сдерживая рыдания. — Я почти уверена. Его голова… о боже! Да, он мертв. Должен быть мертв.
    — Все в порядке, деточка. Ты поступила правильно. Но надо кое-что сделать. Тело лежит на дороге?
    — Да, у обочины.
    — А ружье? Где оно?
    — Я... не знаю. Я его потеряла, когда падала. Не знаю, что с ним стало.
    — Ладно, теперь слушай меня, — сказала Полли, схватив девушку за плечи. — Нам нужно вернуться. Прямо сейчас.
    — Я не могу!
    — Ты должна! Неважно, был ли он федералом или повстанцем, если его друзья найдут его убитым, они придут за нами, особенно если поблизости окажется мое ружье. Слишком многие его знают. Я бы пошла одна, но в темноте могу проскочить мимо. Ты можешь снова найти это место?
    Биргит молча кивнула.
    — Хорошо. Тогда соберись, деточка. Я принесу лопату.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Гус решил, что патруль, скорее всего, разобьет лагерь, когда на холмы опустятся сумерки, а он знал только один ручей в пределах дневной досягаемости. Также он знал более короткий путь к этому ручью и решил добраться туда первым, чтобы застать патрульных врасплох.
    Однако риск был слишком велик. Если ополченцы не знали о ручье, он мог совсем их потерять. А если он будет стрелять по ним из засады, они разбегутся и укроются в зарослях. Или просто снесут его на полном скаку.
    Нет. Лучше их выследить и напасть в темноте после того, как они разобьют лагерь и обустроятся.
    Гус продолжал думать о сержанте. Гессенец определенно нащупал письмо. Возможно, заметил и карабин в кустах. Гус видел это в глазах сержанта. Но он намеренно ввел Мичама в заблуждение. Все немцы были за Союз. Почему же Датч так поступил?
    Лучшее, что смог придумать Гус, было то, что сержанту для одного дня хватило зрелища мертвецов. Спасибо и на этом.
    На холмы уже опускались сумерки, когда Гус заметил впереди отблеск костра, тени вокруг которого падали на бледную кору осин. Патруль разбил лагерь у истока ручья — именно там, где Гус и ожидал увидеть ополченцев. Он почувствовал прилив сил, удвоенных его яростью.
    Осторожно ступая, Гус, как призрак, приближался к лагерю. Теперь он ясно видел мужчин, сгрудившихся вокруг костра, запивающих солонину и галеты цикориевым кофе.
    Они отдыхали. Были расслаблены. Менее чем в двухстах ярдах. Легкие цели, резко очерченные светом костра. Но если патруль был в пределах досягаемости, то и Гус тоже. Большинство ополченцев были фермерами-фрицами или простыми горожанами, но однажды Гус их уже недооценил и едва не поплатился за это жизнью. Если они его заметят, то загонят, как зайца, и продадут его тушу в Спрингфилде или Сент-Луисе за вознаграждение. Двадцать долларов за голову. Цена жизни.
    Чуть ускорив шаг, Гус двинулся на юг, огибая невысокий холм между собой и лагерем. Сумерки уже сменились ночной тьмой.
    Гус лег на живот и заскользил по склону холма, прячась в тени тополей. Добравшись до зарослей дрока, он немного подождал, чтобы успокоить сильно бьющееся сердце, а затем осторожно раздвинул ветви куста.
    Лагерь янки лежал перед ним, как на ладони. Каждый мужчина был ясно виден в свете костра. Угрюмый лагерь. Ни шуток, ни смеха, как бывало в годы участия Гуса в мексиканской войне. Господи! Это было так давно. Еще до его первой женитьбы, до рождения сыновей… Гус тяжело сглотнул, вспомнив о своих мальчиках. Он вспомнил Джареда с его щербатой ухмылкой. И Эли, убитого подло и неожиданно.
    Успокойся, Ангус Макки. Успокойся и сделай то, что должен. Вытащив из кармана куртки свой мексиканский полевой бинокль, Гус внимательно рассмотрел лагерь. Гессенцы, уставшие после долгого дневного перехода, укладывались спать. Мужчины возле костра заворачивались в одеяла. Гус быстро подсчитал: один, второй, третий...
    Черт! В поле зрения всего пять человек. Но сегодня на тропе их было восемь. Не спеши. Посчитай снова.
    Еще одного Гус сразу же заметил. Возле лошадей находился часовой. Мужчина сидел, прислонившись спиной к дереву и завернувшись в одеяло. На коленях у него лежала винтовка.
    Осмотрев берег ручья, Гус напрягся. Второй мужчина расположился в стороне от остальных. Аарон Мичам. Его широкополая шляпа была надвинута на глаза, голова покоилась на седле. Либо Мичам был нелюдим сам по себе, либо фрицы его недолюбливали.
    Не хватало еще одного. И когда Гус в очередной раз внимательно осмотрел лагерь, у него возникло тревожное чувство, что он знает, кого не хватает. Сержанта-гессенца. Единственного опытного бойца в отряде. И Гус даже предположил, где можно найти Датча...
    Вот он! На полпути к дальнему склону холма, намного выше лагеря — там, откуда открывается хороший вид на узкую долину и подходы к ней. Идеальное место для опытного снайпера. И у гессенца было соответствующее оружие. Даже на таком расстоянии Гус узнал характерные очертания винтовки
Уитворта*
Whitworth rifle — английская дульнозарядная винтовка, разработанная инженером Джозефом Уитвортом в середине XIX века. Одна из первых в мире снайперских винтовок.
с оптическим прицелом. Смертоносная штука даже на расстоянии в пятьсот ярдов. Господи Иисусе! Гус планировал неожиданно атаковать ополченцев и быстро скрыться. Застрелить Мичама, может быть, еще одного-двух, а затем ускользнуть в поднявшейся суматохе. Но позиция сержанта все изменила. У Датча были превосходный обзор и дальнобойная винтовка, что давало ему немалое преимущество. Находясь в стороне от лагеря, он не будет ослеплен светом костра. Убийство Мичама его не смутит, а только повысит боевую готовность.
    И сержант мог стрелять на более дальнее расстояние, чем то, куда сумел бы отбежать Гус. Даже в ночной темноте.
    Если Гус будет стрелять в Мичама отсюда, гессенец как пить дать его убьет. Черт возьми, он может вообще не выбраться отсюда, даже если и не попадет в Мичама. Все зависит от того, насколько бдителен будет сержант.
    В данный момент Датч, похоже, не был бдителен. Гус не мог ясно видеть его на таком расстоянии, но выглядел сержант вполне спокойным и расслабленным. Возможно, он дремал. Так что план Гуса все еще мог сработать. Но только если сначала он застрелит сержанта.
    Сколько до него? Двести ярдов? Может, двести двадцать. Гусу с его карабином приходилось охотиться на оленей в холмах и на больших расстояниях. Темнота усложняла задачу, но Гус был уверен, что сможет сделать точный выстрел. Убить фрица. Или хотя бы лишить его возможности отстреливаться.
    Проблема заключалась в том, что Гус, вообще-то, не хотел убивать гессенца. Ведь этот человек, по сути, спас ему жизнь. И если он сначала выстрелит в сержанта, Мичам поспешит укрыться, прежде чем Гус успеет перезарядить карабин и выстрелить снова. Черт возьми!
    Сейчас разумнее всего отказаться от задуманного. Пережить эту ночь. Попробовать разобраться с Мичамом в другой раз.
    Однако Гусу не терпелось. Вот ведь упрямый шотландец! Он зашел слишком далеко, да и враг его был прямо на виду. Снова осмотрев в бинокль лагерь, Гус стал обдумывать другой план...
    Есть. Придумал.
    Возможно, все получится.
    Лошади патруля были привязаны к деревьям в дальнем конце долины. Костер, вокруг которого, завернувшись в одеяла, лежали мужчины, располагался в нескольких ярдах от ручья. Мичам спал один между костром и часовым, охранявшим лошадей.
    Со своей позиции сержант-гессенец мог видеть подходы к долине; но склоны холма заросли тополями и ясенями. Гус сомневался, что сержант мог ясно видеть привязанных лошадей...
    Нет времени долго раздумывать. Небо на западе прояснялось; на нем проглянули звезды. Если он собирался действовать, то надо было действовать прямо сейчас. Гус осторожно положил свой карабин под полусгнившее бревно. Если он останется жив, то вернется за оружием позже. А если нет?..
    Гус, как змея, пополз на животе вниз по склону холма по направлению к часовому возле лошадей. Он двигался бесшумно, используя все навыки лесной жизни, приобретенные за годы пребывания в холмах.
    Приблизившись к ручью, Гус поднялся на ноги и стал двигаться, пригнувшись. Кусты у воды росли гуще, а вдоль берега шла хорошо заметная оленья тропа. Вот вдали Гус увидел одинокого часового, завернувшегося в одеяло и опустившего голову себе на руки. Спал ли часовой? Возможно. Но уверенным в этом быть нельзя.
    Лошади, конечно, учуяли приближение Гуса, но они были утомлены так же, как и люди, и к тому же животные давно привыкли к запаху человека. Гус не представлял для них никакой угрозы.
    Вытащив из-за голенища сапога "арканзасскую зубочистку" Ниланда, Гус стал по очереди отрезать привязи лошадей. Последней была кобыла, которую Мичам "отжал" у Эли. Но когда Гус потянулся к животному, он обо что-то споткнулся и упал, тяжело плюхнувшись на землю. Одна из лошадей испугалась, фыркнула и отшатнулась. Гус ласково зашептал, пытаясь успокоить животное, и лошадь остановилась, все еще с беспокойством поглядывая на человека. Готовая при малейшей опасности бежать.
    Ощупывая свои ноги, Гус задел… человеческую руку! Он чуть не полоснул по ней клинком, прежде чем понял, что споткнулся о труп.
    Господи Иисусе! Это был Эли. Они бросили тело парня с подветренной стороны лагеря, рядом с лошадьми, чтобы утром не тратить много времени на его погрузку. Бросили здесь, в темноте, как какой-нибудь мусор… Твою ж мать!
    Гус медленно поднялся, погладил шею нервничавшей кобылы и через ее спину оглядел лагерь. Часовой на другой стороне ручья пошевелился во сне. Больше никто не двигался.
    За исключением Мичама. Джейхокер, кряхтя, перевернулся на бок. Отвернулся от огня. Теперь негодяй лежал лицом к Гусу.
    Глаза Мичама были прикрыты. Он либо спал, либо дремал... Всего в каких-то двадцати шагах. Гус подумал об этом, осторожно обходя лошадей со стороны ручья.
    Войдя в воду, Гус тихо перешел ручей и, сжимая в руке "арканзасский" клинок Ниланда, направился прямо к спящему стрелку. Гус был готов...
    Что такое? Когда он осторожно вышел из воды, то понял свою ошибку. Господи, он пересек ручей прямо по центру проклятого лагеря. Теперь вокруг него были спящие янки, между ним и лошадьми находился часовой, а на склоне холма притаился снайпер. Малейший шум, чихание, кашель… Если в лагере кто-нибудь проснется, он, Гус, в следующую минуту будет мертв.
    И все же сейчас Аарон Мичам был всего в нескольких шагах. В пределах досягаемости. Один удар в его черное сердце. Перерезанная яремная вена...
    Но нет!
    Гус не мог рисковать. Ни один человек тихо не умирает. Убить сейчас Мичама было бы чистым самоубийством для него, Гуса.
    Но он был так близко... Чертовски хотелось что-нибудь сделать.
    Шагнув вперед, Гус осторожно воткнул "арканзасский" клинок в землю, в дюйме от носа Аарона Мичама. Напоминание. От лейтенанта Джеймса Оливера Ниланда из Первого арканзасского. И от его друга Эли Митчела. Из Каира, штат Иллинойс.
    — Эй, — один из ополченцев возле костра медленно приподнялся, моргая глазами спросонья. — Что ты там?..
    Гус просто помахал мужчине, как будто он был одним из его приятелей по патрулю. Ополченец повернулся на другой бок и плотнее укутался в одеяло.
    Проходя мимо дремлющего часового, Гус осторожно взял винтовку с его колен, затем резко ударил мужчину прикладом по голове! Часовой растянулся на траве!
    И Гус отступил. Перейдя тремя длинными шагами через ручей, он приблизился к лошадям, вскочил на кобылу Эли, выстрелил в воздух из винтовки часового и издал пронзительный клич повстанца, заставив лошадей рвануться вниз по долине, прочь от лагеря.
    Отбросив разряженную винтовку, Гус припал к шее кобылы, крепко вцепившись в ее гриву. Пока лошадь бежала по неровной земле, Гусу потребовалось все его умение, чтобы удержаться на спине животного.
    Со стороны лагеря послышалось несколько выстрелов, но Гуса это не беспокоило. С гладкоствольными однозарядными винтовками патрульные не смогли бы попасть в амбар даже с двадцати шагов. Преследования тоже можно было не опасаться. Разбежавшихся лошадей теперь придется собирать целую неделю.
    Возле головы Гуса просвистела пуля
Минье*
пуля для первых дульнозарядных винтовок, которая имела коническую выемку в задней части. Была изобретена в 1848 году французским капитаном Клодом-Этьеном Минье. Пуля Минье получила широкое распространение во время Крымской войны и Гражданской войны в США, где было обнаружено, что она наносит значительно более серьезные ранения, нежели традиционные в то время круглые пули.
. Достаточно близко, чтобы он почувствовал горячий поток воздуха от ее пролета. Эхо выстрела раздалось секундой позже. Черт возьми, меткий, однако, снайпер! Ночью, да еще на таком расстоянии, никто не мог попасть во всадника, скачущего во весь опор... Но Гус уже отсчитывал секунды, которые потребуются гессенцу для перезарядки винтовки; пытался рассчитать время следующего выстрела. В последний момент он резко наклонился вбок, стараясь покачнуть кобылу своим весом… Слишком поздно!
    Гус почувствовал сильный удар в левое плечо и слетел с кобылы. Он больно ударился о землю (хотя перед этим сгруппировался, пытаясь смягчить падение) и врезался в кусты. Несколько секунд лежал. Оглушенный, хватая ртом воздух. Потом он поднялся на четвереньки и под прикрытием осин стал карабкаться по склону холма, стараясь оставаться вне поля зрения снайпера.
    Через некоторое время Гус остановился, тяжело дыша и собираясь с мыслями. Вдалеке позади себя он все еще замечал вспышки выстрелов, слышал громыхание винтовок. Это паникующие ополченцы слепо палили в темноту леса.
    Гус медленно приподнялся над землей и попытался оценить расстояние до лагеря. Не менее пятисот ярдов. Может, шестьсот. Этот ублюдок-фриц был чертовски метким стрелком. Гус осторожно коснулся раненого плеча кончиками пальцев. Плечо горело, будто припечатанное раскаленным клеймом, но крови, похоже, было немного. Ссадина, не больше. Но все равно очень близко. Еще дюйм, и он бы отправился в гости к Эли и Джареду.
    В любом случае сдаваться рано.
    Некоторое время патруля можно не бояться. Пока полностью не рассветет, ополченцы не пойдут ловить своих лошадей. Да и вряд ли в этих холмах они найдут всех животных.
    Мичам. Единственное, о чем Гус сейчас сожалел, — это то, что ему не довелось увидеть лицо джейхокера, когда тот проснулся и обнаружил окровавленный кинжал в дюйме от своего носа.
    По натуре Мичам был трусом. Осознание того, насколько близко подошла к нему смерть, заставит его потеть и с содроганием ждать следующего рокового знака. Все так и будет. И в будущем Гус лично в этом убедится.
    Выбравшись из-под деревьев, он осмотрел окрестности, чтобы сориентироваться. Он был в добрых пяти милях от своего табунчика и почти так же далеко от ранчо.
    По звездам Гус прикинул время, когда наступит рассвет. Он понимал, что должен вернуться к своему лагерю и к своим лошадям. Это будет не первый раз, когда он пропустит свой вояж за припасами. Полли и ранчо подождут еще месяц...
    Но нет, сейчас Гусу это не подходит. В эту ночь он должен увидеть свое ранчо, свою землю, свою женщину. Чтобы убедиться, что все это реально, а не часть какого-то безумно-лихорадочного сна.
    Он знал, что сегодня вечером он перешел черту, рискнул всем, чтобы совершить бессмысленный поступок. Только дураки могут так поступать. Или люди, теряющие над собой контроль.
    Ему всего-то нужно было несколько минут покоя посреди безумия этой жизни. Всего несколько мгновений.
    Обдумав эту идею, Гус быстрым шагом пошел вниз по склону холма, направляясь к своему ранчо. Он шел домой.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    В ту же безлунную ночь Полли чуть не пропустила труп. Дорога, едва освещенная слабым светом звезд, тонкой серой лентой вилась вдоль холма. Биргит не была уверена, как далеко она зашла в лес или как долго она там блуждала. Женщины могли легко проехать мимо трупа, не заметив его. Но лошадь вспомнила это место. Она фыркнула и тряхнула гривой, отшатнувшись от скорченного тела, лежавшего у дороги.
    — Подожди здесь, — прошипела Полли, обращаясь к Биргит.
    Она вылезла из повозки и направила дробовик на тело. Однако в этом не было необходимости. Выстрелом разорвало верхнюю часть туловища мужчины. Полли с десяти футов почувствовала зловоние смерти. Это был не только запах крови и опорожненных кишок, но и тошнотворно-сладкая вонь запущенной гангрены.
    Нельзя было понять, был ли это повстанец или федерал. Шерстяная рубашка, пропитанная кровью, парусиновые штаны, сношенные башмаки.
    — Он... мертв? — прошептала Биргит.
    — Мертвее некуда, деточка, Он и так был близок к смерти. У него забинтованная рана на бедре — в таком… оскорбительном месте. Гангрена быстро бы его прикончила. Ты, видимо, оказала бедняге услугу. Давай, упрячем его под землю.
    Напрягаясь и спотыкаясь во тьме, женщины попытались оттащить воняющее тело с дороги под деревья, но труп постоянно застревал в траве и кустарнике. В конце концов Полли отложила дробовик, подняла тело за плечи, а Биргит взяла его за ноги, и они понесли труп в лес.
    Заметив яму у комля рухнувшего платана, Полли расширила ее лопатой. Потом женщины скатили туда труп и засыпали сверху землей.
    — Остальную работу сделает ветер, — выдохнула Полли, распрямляя спину. — Через день или два нам будет казаться, будто нас здесь никогда и не было.
    — Надо сказать пару слов, — заметила Биргит.
    — Имеешь в виду, помолиться? За проклятого бандита?
    — Нельзя его так оставлять. Это неправильно.
    Голос Биргит дрожал. Она чуть не плакала.
    — Ладно, деточка. Ты знаешь, что нужно говорить?
    — Не… не по-английски.
    — Тогда скажи это по-гессенски. Или откуда ты родом.
    — Из Баварии. Но язык тот же.
    — Ну, думаю, добрый Господь понимает молитву на всех языках. А этому бедняге уже все равно. Начинай.
    Обе женщины преклонили колена. Биргит прочла молитву. Полли не поняла ни слова. Но почему-то ей стало немного легче, когда они пошли обратно к дороге.
    Биргит была права. Надлежащая молитва — дело праведное, даже для ни на что не годного приграничного отребья.
    Они нашли ружье в кустах у дороги — там, где его бросила Биргит. Перезарядив оружие, Полли вновь вручила его девушке, которая уже забралась в повозку.
    — А теперь поезжай. Корридон меньше чем в часе езды, и ночью тебе будет безопаснее ехать, чем днем. Проблем не должно возникнуть, но если что-то случится, то… помоги им Бог. Стреляй и ни за что не останавливайся.
    — А вы?
    — Пойду домой пешком. Я всю жизнь прожила в этих холмах. Звезды светят. Так что за меня не беспокойся. Береги себя и своего ребенка. Увидимся летом, деточка. Обещаю.
    Полли дождалась, пока повозка не скрылась из виду, а затем отправилась домой. Было уже далеко за полночь, когда она, наконец, доплелась до ранчо.
    Она надеялась, что дома ее ждет Ангус. Но его не было. По крайней мере пока.
    Уставшая и измученная, Полли снова разожгла кухонную дровяную печь, чтобы согреть воды, а затем побрела в спальню. При свете свечи она наполнила таз водой из кувшина. Потом сняла рубашку, аккуратно повесив ее на дверную ручку, чтобы не испачкать кровью покрывало на кровати. Но когда она окунула руки в таз, чтобы смыть с них кровь, в воздух мощной волной поднялся запах: смесь кисло-сладкого гангренозного зловония и...
    Сирень.
    Ошеломленная Полли уставилась на воду в тазу, уже покрасневшую от крови с ее рук. Потом наклонила лицо и сделала долгий, прерывистый вдох. Господи! Сиреневая вода. Полной крепости. Неразбавленная.
    Горло Полли сжалось так сильно, что она едва могла дышать. Тем не менее она заставила себя снять с дверной ручки рубашку, чтобы понюхать окровавленный рукав. Он был пропитан сиреневой водой. В этом не было никаких сомнений.
    Тот… мужчина… которого застрелила Биргит, должно быть, носил бутылку в кармане своей рубахи. Выстрел из ружья разбил бутылку, и все ее содержимое разбрызгалось по груди убитого. С тихим стоном Полли опустилась на пол возле кровати, уткнулась лицом в ладони. Слез не было, но внутренняя боль была такой глубокой и сильной, что Полли думала: сейчас она умрет. И молила Бога, чтобы именно это и случилось.
    Кого они там похоронили? Полли тогда не смотрела в лицо убитого. Не хотела. Он был всего лишь еще одним призраком войны, еще одним ходячим трупом, ищущим место, чтобы умереть.
    Или убить. Зачем, ради всего святого, он напал на Биргит? Он был слишком болен, чтобы идти дальше своей дорогой? Или война обескровила и его душу, и его честь? Превратила в еще одного Мичама?
    Полли не знала, как долго она просидела на полу. Возможно, она уснула. Потому что внезапно проснулась, как от толчка! По кухне кто-то ходил. И на какой-то дикий момент Полли показалось, что все не так. Что тот — мальчик? — не умер. Что он каким-то образом выбрался из-под земли и нашел дорогу домой...
    Но нет.
    На кухне был Ангус. Он возился с лампой.
    — Не зажигай, — негромко сказала Полли, выходя к мужу со свечой, которую она поставила на грубый деревянный стол. — Вчера здесь был кавалерийский патруль. Они могут следить за домом.
    — Чей патруль?
    — Федералов из Джефферсон-Сити.
    — Понятно.
    В мерцающем свете свечи лицо ее мужа, изборожденное морщинами, казалось высеченным из гранита. Нечесаная борода, длинные седеющие волосы. Полли захотелось обнять Ангуса, почувствовать его силу. Но так у них было не принято. И она не хотела никаких лишних вопросов.
    — Ты поздно, — сказала она тихо и сдержанно. — Уже почти три.
    — Пришлось идти пешком. Заняло больше времени, чем я рассчитывал.
    — Пешком? Почему?
    Гус избегал взгляда жены.
    — В темноте напоролся на ветку. Упал. Потерял лошадь.
    — Потерял свою кобылу? Почему же она убежала? Она бы откликнулась на твой свист.
    — Не знаю. Может, ее что-то испугало. Убежала — и все. Я хотел вернуться домой, поэтому пошел пешком. Кобыла, скорее всего, сама найдет дорогу обратно к табуну. А если нет, то завтра я ее найду. Вот так, Полли. Лучше расскажи, какие новости? Что говорят соседи?
    — Война, вероятно, скоро закончится. А сегодня у меня была гостья. Новая жена Тайлера Рэндольфа. Она сказала, что федералы сожгли Атланту. Генерал Худ отступает.
    — Я тоже про это слышал. Встретил дезертира-янки.
    — Он доставил тебе неприятности?
    — Нет, я... показал ему, куда двигаться. В последнее время я видел в холмах много бродяг, в основном повстанцев, но кое-кого из Союза тоже. Теперь федеральные патрули расстреливают дезертиров. За них назначена награда. Охотятся на этих парней, как на койотов. Поэтому и сюда приезжали?
    — И еще чтобы забрать все, что не прибито гвоздями. С ними был Аарон Мичам. Хотел меня напугать, но я с ним справилась.
    — Мичам, — прохрипел Ангус, сузив глаза. — Этот кровопийца теперь на коне. Думает, что если вокруг него гессенцы, то он в безопасности. Но когда все это закончится и парни вернутся домой, мы однажды ночью нанесем визит этому сукину сыну...
    Полли сильно шлепнула мужа по губам! Резко вскинула голову! Гус недоуменно уставился на жену.
    — Нет, Ангус! Ей-богу, когда все это закончится, для нас это закончится тоже! Мы достаточно отдали этой войне. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Больше никаких убийств, никаких сожжений, ни ради справедливости, ни ради мести, ни ради чего-либо еще!
    — Что на тебя нашло, Полли?
    — Я познакомилась с женой Тайлера Рэндольфа! Она гессенка. Только не из Гессена. Она из... какого-то другого места в Германии. Но она славная девушка! И, даст Бог, у них с Тайлером будут дети. Я могу принять у нее роды. И они будут приезжать к нам в гости по воскресеньям. Останутся на Рождество… может быть. И, видит Бог, Ангус, если ты еще когда-нибудь заговоришь об убийстве или при мне будешь использовать слово "гессенец", я тебя брошу! Заберу нашего мальчика и уйду! Ты меня понял?
    По щекам Полли горячими ручьями текли слезы. Она не могла их остановить, но ей было все равно. Совершенно сбитый с толку Ангус уставился на жену, как на незнакомку. Потом он коснулся пальцем своих губ. Палец окрасился кровью.
    — Я тебя не понимаю, Полли, — медленно произнес Гус. — Но сегодня мы не будем с тобой это обсуждать. Мне лучше уйти. В любом случае я должен вернуться в холмы до восхода солнца.
    — Нет! Не сейчас! Ты пришел поесть горячей еды и принять ванну, и ты, черт возьми, все это получишь!
    — Еще я пришел за добрым словом. Думаю, что успею только принять ванну.
    — Ладно! Иди пока отмокай, а я поджарю яичницу. Иди, снимай одежду. От тебя несет, как из конюшни.
    Полли сняла с плиты ведра с горячей водой и наполнила ванну. Ангус в это время расстегивал рубашку, настороженно поглядывая на жену.
    — Что с твоей рукой, Гус?
    — Наверное, поранился, когда упал.
    — Дай-ка мне!
    Полли выхватила рубашку из рук мужа и осмотрела разрыв ткани.
    — Ангус, это пулевое отверстие. И ты никогда в своей чертовой жизни не падал с лошади! Что на самом деле произошло?
    — Ничего, Полли. Оставь рубашку в покое.
    — Не лги мне. Что?..
    — Я же сказал, ничего не произошло. И кончим на этом! Если было бы что-то важное, я бы сказал. Но ничего не случилось. Ни сегодня, ни раньше. Полли, дай мне немного покоя! Пожалуйста. Я просто упал. Вот и все.
    Это было не так. Гус лгал ей в лицо, и Полли чертовски хорошо это понимала. Но он был прав в одном: сегодня не стоило больше говорить об этом.
    Когда ванна была наполнена, Гус отвернулся. Полли тоже должна была отвернуться, предоставив мужу личное уединение, как это было у них принято.
    Но не сегодня. Вместо этого Полли стояла и смотрела, как Гус снимает свою поношенную одежду. Смотрела на его бледное, тощее тело, на кровавую рану на плече от так называемого падения. Рядом со старым шрамом — напоминанием о том, как много лет назад лошадь сломала Гусу ключицу.
    Гус сбросил панталоны, обнажив свою плоскую задницу и тощие ноги, сквозь кожу которых проглядывали кости. Господи! Он жил в этих холмах уже больше двух лет. Рядом с их животными он и сам жил как животное. Замерзал и голодал. Ради нее. Ради их мальчиков. И никогда не жаловался.
    Гус повернулся, чтобы забраться в ванну, увидел, что Полли наблюдает за ним, и покраснел от смущения. Но ничего не сказал, а просто опустил в горячую воду свои ноющие кости и приглушенно застонал.
    Но в тот краткий миг, когда их глаза встретились, Полли вспомнила всю свою жизнь. Жизнь с Гусом.
    И ничто другое не имело значения. Ничто.
    Ни голод, ни война, ни даже зарытый в лесу незнакомец. Как-нибудь они справятся с этим. Обязательно справятся.
    Обычно Полли оставляла Гуса одного, чтобы муж спокойно мылся. Теперь же она опустилась на колени возле ванны и после минутного колебания расстегнула свою муслиновую блузку и сбросила ее, обнажив грудь.
    Обхватив руками тощие плечи Гуса, она прижала мужа к груди, окутывая его своим теплом. Гус закрыл глаза, откинулся назад и положил голову ей на плечо. Он чувствовал, как сердце Полли бьется в унисон с его собственным. Он вдыхал запах своей жены.
    — Прости меня, — сказала она через некоторое время.
    — Нет, это моя вина. Там, в холмах, я забываю, как тебе, должно быть, трудно здесь приходится, как ты выдерживаешь все это в одиночку. Для меня так приятно возвращаться домой, что... ну, в общем, я обо всем забываю. У тебя все в порядке?
    — Мне хорошо. С тобой. А станет еще лучше, когда все это закончится.
    — Надеюсь, скоро. И ты права, Полли. Когда все закончится, мы вернемся хоть к какой-то жизни. Наверстаем упущенное за это время. Все мы. Я скучаю по тебе. Скучаю по нашим мальчикам, по нашему дому. Боже, я даже скучаю по тому, как всегда пахнет наш дом... Так сладко. Вот прямо как сейчас. Что это за запах?
    — Сиреневая вода, — пробормотала Полли.
×

Подробная информация во вкладках

    Рассказ довольно хорош, в данном случае даже спорить не буду. Но, все-таки, причем тут премия Эдгара. Я еще могу понять, если рассказ в жанре Ghost Stories — вполне с духе Эдгара По. Но (повторюсь — рассказ отличный) история о Гражданской войне между Севером и Югом — и премия По, на мой взгляд, немного несовместимы.

    Я нашел текст номинанта — Д. Дивер "The Plot". Уже скинул Виктор'у. Хотелось бы еще ~~посмотреть~~ почитать работы номинантов.

    Думаю, на нашем форуме этот рассказ у многих вызовет недоумение. Нам совершенно непонятно, почему сугубо исторический рассказ номинировался на премию и даже победил других претендентов. Ведь, действительно, это и не детектив, и не триллер, и не саспенс, и не "ghost-story".
    Мало того, рассказ был напечатан в журнале "Ellery Queen Mystery Magazine" (сентябрь/октябрь 2010 г.). Он даже открывал журнальный номер, что косвенно говорит о его значимости для редакторов журнала.

    1. Мне кажется, здесь мы имеем дело сугубо с МЕСТНЫМ американским менталитетом. Для американцев Гражданская война на территории США — важный исторический момент, и редакторы поместили рассказ в детективный (по направлению) журнал "EQMM", как если бы наши российские редакторы поместили в какой-нибудь журнал рассказ о Гражданский войне в России между "красными" и "белыми" (типа "Красных дьяволят" - "Неуловимых мстителей").
    Гражданская война в США (с 1861 по 1865 годы), очевидно, живо интересует американцев, и они готовы читать о ней в журналах и книгах любыхжанров, и, соответственно, давать премии тем, кто об этой войне пишет.

    2. Лично я люблю американский вестерн. В это жанре (как и в детективе) имеются свои собственные поджанры. Один из них - именно о событиях Гражданской войны. Поэтому рассказ Дуга Эллина относится к разновидности вестерна, а никак не к детективу или триллеру.
    А вот для нас (русскоязычных и просто россиян) тема рассказа совсем далека и, возможно даже, неинтересна, так как:
     а) мы мало что знаем о Гражданской войне в США
     б) из-за этого (см. пункт а) ) мы находимся под влиянием определённых мифов об этих событиях, навеянных фрагментами из американских фильмов и из книг.
Ясного, системного и цельного понимания причин Гражданской войны в США (её хода и всевозможных обстоятельств) у нас просто нет. Да основной массе русскоязычных читателей это и ни к чему.
    Например, многие ли знают о том, почему именно северяне боролись с рабовладением южан? Есть устойчивый миф, что северяне хотели ОСВОБОДИТЬ негров. Да ничего подобного! Северяне в принципе были НЕ ЗА свободу негров, а ПРОТИВ РАБОВЛАДЕНИЯ. Тут есть разница.
    Север США был промышленным, юг — сельскохозяйственным. Аграрный юг с рабочей силой в виде рабов был весьма эффективен экономически. С точки зрения экономики Север проигрывал Югу. Так что причины войны были, скорее, экономическими нежели благотворительными.
    В северных штатах США к неграм относились едва ли не хуже, чем на юге. Их старались не брать на работу, их вытесняли из городов, им - свободным (!) - не давали никакх прав, ни политических, ни социальных. Та самая СЕГРЕГАЦИЯ (когда, скажем, кафе, или школа, или даже скамейка в парке "ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ" и т. п.), которая продержалась в США до середины ХХ века (!), была инспирирована и поддерживалась именно северными штатами.
    В годы Гражданской войны в США южане даже ставили в упрёк северянам их отношение к неграм. Говорили: "Вот вы, северяне, хотите освободить негров, но сами вы не хотите сидеть с ними за одним столом, дышать с ними одним воздухом, делаете всё, чтобы они куда-нибудь уезжали: или на Запад, или даже обратно в Африку. А мы, южане, живём с неграми бок о бок. Да, они рабы, но мы их кормим, следим за их здоровьем и не чураемся тесно с ними общаться в бытовой жизни".
    Кстати, ещё один миф (который поддерживали северяне): рабовладельцы над неграми издеваются, морят голодом и непосильной работой. Помните роман Гарриет Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома"? Бичер-Стоу жила на севере США, и она, кстати, ни разу в жизни не была в южных рабовладельческих штатах. Писала умозрительнор, а не по реальным фактам.
    Реальность же состояла в том, что рабы стоили довольно дорого. В американских газетах первой половины ХIХ века встречаются объявления о продаже рабов-мужчин с хорошим здоровьем по цене аж в 200 долларов. Это тогда было крайне дорого. А поскольку раб был ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОЙ СИЛОЙ, его берегли и создавали условия, чтобы он мог ЭФФЕКТИВНО трудиться. Ведь рабовладельцу нужна была прибыль от своей плантации, а не смерть раба.
    Были ли хозяева, которые издевались над неграми-рабами? Конечно же были. Но такие явления носили не массовый, а единичный характер. Как и в России в период крепостного права были ли всяческие "Салтычихи"? Были. Но их было не так много, и некоторых из них реально судили и наказывали за издевательства над крепостными.
    К чему это я. В рассказе Дуга Эллина есть слова: "В этой войне уже нет правды". Американцам, которые лучше нас знают историю своей Гражданской войны эти слова понятны. Нам же - не очень (хотя чуть выше я показал, как неоднозначно всё там у них было).

    3. Рассказ действительно хорошо и живо написан. Но финал (на мой личный взгляд) получился смазанным. Типа "за всё хорошее, против всего плохого"…

    Дуг Эллин "Аромат сирени"

    Виктор, спасибо за перевод!
    Все уже сказано выше.
    Рассказ сильный, но это странный выбор даже не для премии "Эдгар", а, прежде всего, журнала "EQMM", где изначально публиковались рассказы с детективными загадками. Здесь же нет даже какой-нибудь ударной неожиданной концовки.

Д. Эллин "Аромат сирени"

Д. Эллин "Аромат сирени"

Re: Д. Эллин "Аромат сирени"

Re: Д. Эллин "Аромат сирени"

Re: Д. Эллин "Аромат сирени"