Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
КОРОЛЬ ЛИР — ЗУБЫ ЗМЕИ [KING LEAR - SERPENT'S TOOTH] 1st ed: Shakespearean Whodunnits, 1997 Переведено по изданию: “Shakespearean Whodunnits”, Robinson Publishing Ltd 1997 Перевод: Алина Даниэль Редактор: Ольга Белозовская © “Клуб Любителей Детектива”, 5 ноября 2020 г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Предисловие | +
- Библиография | +
|
“Страшней, чем быть укушенным змеей, Иметь неблагодарного ребенка” ｢перевод Б. Пастернака｣ |
Юноша на краю обрыва закрыл глаза. Наверху вопили чайки, словно предупреждая об опасности, но Тристрам не обращал на них внимания. Он не мог забыть, как ужасно кричал Элдрих, когда отец пронзил его мечом.
Это из-за него Элдрих погиб. Вина терзала его, будто удар меча. Отчего он не удержал язык? Его любопытство всегда было ненасытным; сегодня оно побудило Озрика убить верного слугу. Хотя характер короля с годами становился все непредсказуемее, Тристрам не предвидел, к чему приведет вопрос: правда ли, что он унаследовал меч от короля Лира?
Едва слова слетели с его губ, Озрик впал в дикую ярость, на которую было страшно смотреть.
— Кто сказал тебе это? — крикнул он, схватив Тристрама за горло.
— Я не помню.
Озрик сжал пальцы на его горле:
— Говори!
— Кажется, Элдрих, сэр, — прохрипел Тристрам. — Но...
Этого хватило, чтобы решить судьбу слуги. Воспоминание о криках Элдриха терзало Тристрама, когда он несся прочь от замка по тропе через лес. Ветви хлестали его по лицу, а крапива жалила руки и ноги. Слезы слепили ему глаза, когда он споткнулся о корень дуба и упал, ударившись головой о щербатый камень, — но боль ничего не значила. Он двигался по тропе, ведущей к морю. Один-два раза ему казалось, что кто-то или что-то следует за ним, но он не оглядывался. В лесу бродили дикие звери — волки и вепри, но ни к чему бояться, если готов умереть.
Когда в его легкие проник сырой туман, он начал дрожать. Несмотря на холод, его окровавленные ладони взмокли от пота. Волны, которые должны были поглотить его, грохотали внизу на камнях. Принесет ли смерть желанный покой — или только новые виды страданий?
— Стой!
Он вздрогнул всем телом и выдохнул. Голос старика был приглушен нависшим над берегом туманом, но Тристрам сразу же узнал его. Он обернулся и поглядел вниз на раскисшую тропу. Сутулая фигура с протянутыми руками спешила к нему.
— Слава богу, я не опоздал!
Горло Тристрама пересохло, и он с трудом ответил:
— Как ты нашел меня, Фальк?
Старик приблизился к нему. Пряди седых волос свисали вдоль его впалых щек. Он тяжко дышал, и его глаза были налиты кровью.
— Я видел, как ты убежал из замка, и поспешил за тобой как можно быстрее. Я боялся того, что ты можешь совершить.
— Тебе следовало оставить меня в покое. После того чему мы стали свидетелями сегодня, я хотел остаться один.
Фальк дотронулся костлявым пальцем до руки юноши.
— Если ты хотел побыть один, ты мог укрыться у себя в покоях. Здесь не место для принца. Берег крут, а тропа ненадежна. Один неверный шаг — и ты погиб.
Тристрам взглянул на учителя.
— Разве это так ужасно?
— Для Британии — да. А твоему отцу это разобьет сердце.
Тристрам закусил губу.
— Ты видел лицо отца, когда он убивал Элдриха? Я больше не верю, что у него есть сердце.
— Ты неправ. Озрик любит тебя. Он всегда мечтал о сыне — наследнике престола. Он долго и тяжко сражался, чтобы завоевать королевство. Ты часто слышал, как он говорил, что это его судьба. Если он потеряет тебя, то лишится рассудка.
Тристрам горько усмехнулся.
— Разве он уже его не лишился?
Фальк вздрогнул и плотнее обернул худые плечи плащом.
— Тебя потрясла смерть Элдриха, я понимаю.
— Отец убил его из-за меня.
— Почему ты так говоришь?
— Ты знаешь, что недавно я увлекся историей нашей страны. Я слышал рассказы о богатстве короля Лира и ссоре между ним и его дочерью Корделией. Насколько я знаю, они умерли одновременно, но я не смог ничего узнать о том, как это случилось. Тайна начала мучить меня. К чему такая секретность? Ты избегал моих вопросов, и остальные тоже не хотели говорить. В конце концов я надавил на Элдриха.
— Он был известным болтуном, — проворчал Фальк.
— Но он тоже не хотел говорить. Наконец он что-то пробормотал о мече моего отца и намекнул, что некогда этот меч принадлежал самому Лиру. Тогда я решил спросить отца в надежде застать его врасплох и выяснить правду.
Потирая все еще болевшую шею, он описал бешеную реакцию Озрика.
— Мне пришлось назвать имя Элдриха. Но его убийство останется вечно на моей совести.
Фальк вздохнул.
— Это моя вина. Я учил тебя жаждать знания, но мне не следовало поощрять праздное любопытство. Вопросы, заданные Озрику про Лира и Корделию, вызвали у него безумную ярость.
Тристрам глухо произнес:
— Я видел голову мертвого Элдриха. Его рот был искажен жуткой усмешкой.
Он отвернулся к морю, и его стошнило. Старик положил ему руку на плечо и сказал:
— Я тоже видел его, Тристрам. От такого зрелища любому станет худо. Но в мое время убивали многих. Я видел много ужасов.
После недолгого молчания юноша глухо спросил:
— Как ты смог вынести это?
— У меня не было выбора. — Фальк сжал руку ученика сильнее. — Пожертвовать жизнью, потому что тебя возмутило поведение отца, означает предать своих земляков и себя самого. Пойдем, иначе моя борода скоро заледенеет. Вернемся в теплый замок.
Тристрам снова послушал, как волны бились о берег.
— Хорошо, — проговорил он после недолгой паузы. — Но я хочу узнать тайну смерти короля Лира. Если я уже не узнал ее.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Фальк.
Тристрам глубоко вздохнул. Пора было проверить свою постыдную теорию.
— Когда Лир умер, мой отец был юным солдатом. Если его меч некогда принадлежал Лиру — я могу лишь подозревать, что отцу он достался после убийства Лира. Правда ли, что отец захватил трон путем цареубийства?
— Нет! — воскликнул Фальк. — Лир не был убит. Он умер от разбитого сердца. К тому же ты забыл, что после смерти Лира некоторое время правили Кент и Эдгар.
Тристрам отчаянно выругался. Фальк словно успокаивал его, уверяя, что догадка неверна.
— Тогда скажи мне вот что. Когда-то мой отец был великим воином, прославленным мужеством в битве. Я гордился тем, что я его сын. Более того — я обожал его. Но теперь он стал порочным тираном. Что с ним произошло, Фальк? Почему он закрывается у себя в комнате и орет песни взаперти? Почему он набросился на преданного слугу и убил его без всякой причины?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Ты не желаешь, чтобы я узнал ответы на них, верно?
Фальк поморщился.
— Я не хочу обращаться с тобой, как с ребенком.
— Значит, ты будешь честен со мной? — Тристрам придвинулся ближе к старику, так что они едва не касались друг друга. — Если мне предстоит править королевством — я имею право знать, как оно мне досталось? Я хочу знать, как отец получил меч Лира, и какие события, случившиеся в правление Лира, мучают его.
Фальк склонил голову.
— Всю жизнь я допытывался правды, но узнал лишь одно: некоторые тайны не следует раскрывать. Бывают времена, когда опасно знать слишком много. Но если ты настаиваешь, я не могу тебе отказать. Только не сейчас, когда я устал и замерз. Если мы не вернемся поскорее — боюсь, что я уже никогда не увижу замка. Держи меня за руку. Мы должны поспешить, пока не настала ночь и волки не учуяли нас по запаху.
— Куда ты сегодня исчез? — внезапно спросил вечером Озрик. — Я повсюду тебя искал, но тебя нигде не было.
После ужина Озрик позвал Тристрама выпить с ним в его покоях. Тристрам надеялся, что сможет уговорить отца поведать, что с ним случилось, отчего он превратился в деспота — одновременно испуганного и высокомерного. Верный меч Озрика, выкованный из узких полос стали, стоял возле стены. Кровь Элдриха была уже смыта с него, и король, казалось, забыл про убийство слуги, словно тот никогда не жил на свете.
Озрик был в прекрасном состоянии духа, напоминавшем о днях, которые Тристрам смутно помнил: когда отец учил его охотиться и ездить верхом. Мать Тристрама умерла, когда ему исполнился год; служанки заботились о нем, а Фальк его учил. Но Озрик вызывал в нем смесь страха и восхищения. Однако в последние годы король стал склонен к затворничеству, попеременно впадая то в меланхолию, то в ярость. В тот вечер, однако, казалось, что время повернуло вспять и они снова стали добрыми друзьями. Озрик весело расхаживал по комнате, рассказывая о прошедших битвах.
Приглашение обнадежило юношу. Он произнес, запинаясь:
— Сир, я долго думал…
— Что? — заорал отец. Его фривольный юмор исчез. — К чему нам думать? Раздумья — забавы стариков, к тому же они опасны, судя по царапинам и синякам у тебя на лбу. — Он сплюнул на пол. — Когда придет пора, и ты наследуешь мне — тебе придется быть храбрым. Если ты станешь проводить время в дурацких раздумьях — враги воспользуются этим, чтобы отобрать у тебя трон. Люди ждут от правителя дел, а не красивых слов.
Тристрам вдохнул запах тлеющего торфа из очага.
— Не думаю, что Фальк согласится с вами, сир.
— Фальк? — насмешливо переспросил король и рыгнул. — Что Фальк вообще знает? Он чужак на поле боя. У него нет шрамов. — Он со стуком поставил чашу на стол, затем дотронулся до толстой линии, крест-накрест пересекавшей его щеку от уха до угла рта. Он никогда не рассказывал о кампании, оставившей в наследство этот шрам, но Тристрам догадывался, что враг, нанесший рану, получил за нее сполна. — Не обращай внимания на то, что говорит этот старый дурак. Я подумываю избавиться от него.
Желудок Тристрама сжался.
— Ты не можешь так поступить!
— Я король, — Озрик напряг волосатые мускулистые руки. Он был высоким и широкоплечим. Хотя его косматые волосы и борода были тронуты сединой, он по-прежнему оставался сильным и опасным, как в молодости. Сегодня он доказал, что может легко убить человека. — Я могу поступить как захочу.
— Но он мудр, и за все тридцать лет у короля Британии не было более верного слуги, — Тристрам облизнул губы. — Он учил детей Кента и Эдгара, а до этого дочерей Лира: Гонерилью, Регану и Корделию.
Озрик встал. Тристраму показалось, что он бросил быстрый взгляд на сундук в углу комнаты, в котором хранил свои самые драгоценные трофеи. Но этот миг миновал, и Озрик стукнул кулаком по столу, опрокинув графин и вылив пиво на пол. — Ты слышал, что я сказал? Я не нуждаюсь в уроках истории!
Тристрам вздрогнул и инстинктивно отпрянул назад. Он часто видел, чем кончаются гневные вспышки отца, но не мог отступить. — Сир, почему смерть Лира так волнует вас?
— Волнует? Волнует, ты сказал? — Озрик сделал угрожающий жест указательным пальцем. — Ты, дерзкий щенок! Пожалуй, придется привести тебя в чувство хлыстом!
— Я не хотел быть дерзким, — прошептал Тристрам. — Вы мой отец и король. У меня нет иного желания, кроме как помочь вам обрести душевный покой. Если что-то волнует вас, я хотел бы это знать.
— Меня ничего не волнует! — лицо Озрика побагровело. — Ты меня слышишь? Ничего!
— Да, я слышу.
— Довольно! — Озрик схватил Тристрама за запястье, заставив юношу закричать от боли. — Если бы кто-нибудь другой говорил так со мной, он бы разделил судьбу Элдриха. Убирайся, пока я еще помню, что ты мой сын. И никогда не упоминай больше старого короля и его дочек!
Тристрам спал тревожно и проснулся от петушиных криков. Стоял один из хмурых февральских дней. Ночью был сильный мороз, и казалось, что собирается дождь. Уйдя из замка и поднявшись на холм, Тристрам вздрагивал от порывов ледяного ветра с моря. Небольшая группа людей негромко переговаривалась, и ему казалось, что они поглядывают на него. Он чувствовал, что жестокая смерть Элдриха возмутила даже самых верных подданных Озрика. Он посмотрел вокруг, тщетно пытаясь справиться с отчаянием. Даже лошади и коровы смотрели угрюмо, словно не могли больше переносить кнута людей.
Он увидел знакомую сутулую фигуру, бредущую в тени частокола, побежал за Фальком и окликнул его.
— Ты обещал, что мы сможем поговорить!
Учитель повернулся и вздохнул.
— Я вижу, что ты вправду сын своего отца. Никто не смеет отказать тебе. Хорошо, давай поговорим. В это время нас вряд ли потревожат, если мы отправимся к каменному кругу на вершине холма.
Когда они подошли к воротам, Тристрам сказал:
— Вчера вечером отец говорил, что не нуждается в уроках истории. А мне кажется, что я должен узнать их и раскрыть секреты прошлого.
— Ты уже знаешь, что перед тем, как твой отец завоевал трон, в стране царила смута. Мы отчаянно нуждались в лидере, который подавит группировки, разрывающие страну на части. Иначе мы бы стали легкой добычей для хищников с запада, севера и с моря. Прежде в безопасности удерживало страну не столько могущество Лира, сколько само его имя.
— Лир был великим королем?
Глаза Фалька наполнились бесконечной печалью, и он наклонил голову.
— Да, Тристрам, будь уверен в этом. Но борьба за наследство началась еще до его смерти. Гонерилья и Регана были честолюбивы, но эгоистичны. После их гибели казалось, что престол теперь в надежных руках. Эдгар и Кент правили вместе и делали все возможное, чтобы залечить раны, нанесенные в последние годы царствования Лира. Но слишком скоро Эдгар и его семья стали жертвой чумы, а Кента убил слуга, которого хозяин застал при попытке воровства. Началась гражданская война.
— Тогда и выдвинулся мой отец?
Фальк кивнул.
— Он с детства был солдатом. Когда Лир был еще жив, Озрик начал подниматься все выше и вскоре его считали храбрым и безупречным воином. Он был честолюбив, и поэтому многие ему не доверяли. Начали ходить слухи о его грубости и жестокости, но его жажда власти пошла стране на пользу. Во время междуцарствия после смерти Кента он победил Хротгара и подавил мятеж, возглавляемый Кураном. Несмотря на противников, он сумел удержать власть. Он пресек любые попытки мятежей. Люди боялись его, но были благодарны за стабильность, которую он принес.
Они подошли к подножию холма и поднимались по склону сквозь кусты и заросли ежевики к древнему каменному кругу на вершине. Тристрам сказал:
— Ты как-то рассказывал мне, что Лир разделил королевство между Гонерильей и Реганой из-за любви, которую они высказывали ему, и ничего не дал Корделии за то, что она не стала ему льстить. Я знаю, что его ум был расстроен, и это привело к гибели их всех. Но больше ты ничего не стал говорить. Словно мой отец приказал забыть эту историю.
Фальк вздохнул.
— Я давно предупреждал Озрика, что правду невозможно скрыть навеки. — Он закрыл глаза, словно репетировал историю, прежде чем рассказать. — Гонерилья отравила Регану и покончила с собой. Бастард Эдмунд захватил в плен Лира и Корделию. Он приказал одному из офицеров убить их. Корделию повесили, но Лир убил офицера и сбежал. Эдмунд погиб от руки своего брата Эдгара, а Лир вскоре умер от горя.
Некоторое время оба молчали. Дыхание Фалька участилось, когда они взбирались на холм, и юноша поддержал его, чтобы помочь пройти последнюю часть пути. Наконец они подошли к поросшей травой вершине. Гладкие камни образовывали круг, указывая, что это священное место. Люди молились здесь много лет, хотя их мольбы о мире часто оставались безответными. Старик наклонился к камням и прикрыл глаза.
— Тебе плохо? — тревожно спросил юноша.
— Не беспокойся обо мне, Тристрам. Моя жизнь почти окончена. Единственное мое желание — чтобы твоя жизнь не была разрушена злом, которое совершил твой отец.
— Он ведь безумен, не так ли?
Фальк снова закрыл глаза. Его голос стал хриплым.
— Я видел, как его безумие отбрасывало тень много лет. Озрик тоже это видел и отчаянно боролся с ним. Но это было бесполезно. Оно было единственным врагом, который не желал умирать. Сейчас твой отец испытывает проблески разума, но тучи сгущаются все сильнее.
— Что же мне делать? — вскричал юноша.
Фальк покачал головой.
— Ты был ему хорошим сыном. Я помню, в каком он был отчаянье, когда умерла твоя мать, но она хотя бы оставила ему наследника, которому можно было передать королевство. Это было его самым горячим желанием.
— Значит, мама была нужно ему лишь для того, чтобы родить сына? — спросил Тристрам, не в силах скрыть злость.
— Я говорил тебе это раньше. Если ты не понимаешь, что для твоего отца трон был всем, ты никогда его не поймешь.
— Я понимаю, что он жестокий диктатор, лишенный совести. Наверное, мне больше не нужно ничего понимать.
Фальк начал дышать с трудом.
— Ты неправ, — слабо произнес он. — Озрик не лишен совести. Может, именно совесть в итоге свела его с ума. Из-за Корделии…
Страх сжал сердце Тристрама, когда он увидел, как мертвенно побледнел учитель.
— Фальк!
Старик соскользнул на землю и что-то пробормотал. Тристрам наклонился к нему и шепнул ему на ухо:
— Скажи мне…
— В сундуке в его комнате… — слова смолкли.
В ужасе юноша посмотрел в глаза Фалька.
— Пожалуйста! — умолял он. — Скажи!
Но когда он попытался нащупать пульс на тощем запястье, он не нашел ничего.
Фалька похоронили с почетом. По приказу Озрика над ним воздвигли пирамиду из камней, полагавшуюся лишь знаменитым воинам и членам их семей. Озрик настолько забыл свою угрозу избавиться от старика, что даже надел траур. Он рассказал собравшимся о своем уважении к учености и мудрости Фалька и о том, насколько он обязан ему за воспитание наследника.
Тристрам едва вынес это и при первой возможности ускользнул в замок. Он сел на полу своей комнаты, думая, что теперь делать. Смерть Фалька потрясла его, но он сказал себе, что теперь он должен мыслить ясно, как никогда. В его уме начала зреть другая мысль, и хотя она повергала его в ужас, он знал, что не сможет избавиться от нее, пока не убедится, правдива она или плод его дикого воображения.
Приняв решение, он поспешил на кухню и взял со стола топор. Его лезвие было испачкано кровью оленя. Он спрятал топор под туникой и направился к покоям отца. Собрав все свое мужество, он кивнул стражнику, который пропустил его, не спросив ни о чем. Оглянувшись, он запер за собой дубовую дверь.
Он вспомнил, как отец виновато взглянул на сундук с сокровищами при упоминании имени Корделии. Пытался ли Фальк сказать ему, что в сундуке скрыта разгадка тайны?
Сундук был заперт, и Тристрам знал, что отец хранит ключ на цепи, которую носит на шее, никогда не снимая. Был лишь один способ открыть сундук, и невозможно будет скрыть содеянное. Озрик сочтет это предательством. Тристрам понимал, что даже их родства может оказаться недостаточно, чтобы спасти его шкуру.
Он глубоко вздохнул, затем поднял топор повыше и опустил на старую крышку сундука. Один удар. Второй. Третий. Крышка была прочной, но постепенно она начала трещать. Он снова ударил с силой, о которой не подозревал прежде. Крышка сломалась. Он открыл ее и погрузил руки в сокровища, хранившиеся в сундуке. Здесь были золотые цепи и серебряные безделушки. Вероятно, они были ценными, но вряд ли могли помочь Тристраму разгадать тайну.
На дне сундука рука Тристрама нащупала маленький сверток. Он развернул ткань и обнаружил небольшой браслет, украшенный драгоценными камнями. На нем была надпись: Корделия. Рядом с браслетом находился пучок светлых волос с неровными краями. Это не был любовный сувенир: видно было, что волосы грубо вырваны из головы с корнем. Он упал на колени и заплакал. Все это время он надеялся ошибиться — тогда ошибка бы стоила гнева Озрика. Но теперь все надежды были похоронены.
Он услышал, приближающиеся шаги, но его это больше не волновало. Он даже не обратил внимания на то, что дверь распахнулась и стражник прошептал:
— Мой господин, я именно так сказал вам: сюда вторгся ваш сын!
— Тристрам! — проревел король. — Что это значит?
Опустив голову на руки, Тристрам произнес:
— Я могу спросить вас то же самое, сир.
— О чем ты говоришь?
Тристрам поднялся и взглянул отцу в глаза. Это стоило ему огромных усилий: его ноги подкашивались. Лицо Озрика было красным от ярости. В руке он держал незачехленный меч.
Тристрам поднял браслет и клок волос, отодвинувшись от удара.
— Вы поэтому бледнели при имени Корделии, сир?
Озрик испустил крик боли, словно раненый зверь.
— Мой господин? — стражника напугала ярость короля.
— Оставь нас, — прохрипел Озрик.
— Но…
Озрик поднял меч над его головой.
— Я сказал, оставь нас!
— Да, господин.
Стражник скрылся в коридоре. Озрик запер дверь и направил меч на сына.
— Зачем ты сунул сюда нос, Тристрам? Ты королевский сын, ты обладаешь всеми привилегиями своего положения. Почему ты не можешь быть благодарным за это и принять меня таким, как есть?
Тристрам сделал шаг назад.
— Вы скрывали от меня ужасную тайну, отец.
— Корделию повесил офицер по приказу Эдмунда, — свирепо произнес Озрик. — Лир убил негодяя. Один из придворных был тому свидетелем.
Тристрам покачал головой.
— Лир был стариком, немощным телом и духом. Как он мог убить молодого сильного солдата?
Озрик шагнул к сыну.
— Думай о том, что говоришь. Твоя жизнь зависит от этого.
Тристрам поднял с пола топор и прижал к себе.
— Я уже думал, — упрямо сказал он. — Эдмунд приказал честолюбивому солдату убить Лира и его дочь. Когда тот повесил Корделию, Лир нашел в себе силы сорвать оковы, наброситься на офицера и отнять у него тело Корделии. Он нанес офицеру ужасный удар, но не смертельный. Лир решил, что он убил офицера, но он обманул себя, как обманывал много раз прежде. Когда он понял, что Корделия вправду мертва, это было слишком для него. Он больше был не в силах жить.
Озрик потрогал шрам на щеке.
— А что сталось с офицером?
— Лир его ранил, но офицер был молод и силен. Он убежал, забрав с собой три трофея: браслет Корделии, клок ее волос и меч, брошенный Лиром. Убив дочь короля, он убедил себя, что его судьба — захватить трон.
Озрик прогремел:
— Я предупреждал тебя, Тристрам. Ты слишком много думаешь.
— Я ошибался, думая, что вы убили Лира, — ответил Тристрам. — Вашей жертвой стала беззащитная девушка, Корделия.
Услышав это имя, Озрик зарычал и бросился на сына с мечом. Пытаясь отодвинуться, Тристрам потерял равновесие. Когда он лежал на полу, Озрик поднял меч и начал его опускать. Тристрам закрыл глаза в ожидании смертельного удара. Но удара не было. Тристрам вновь открыл глаза и увидел, что меч застыл в воздухе на полпути. Отец смотрел на него с выражением ужаса на лице. Тристрам понял, что у отца наступил момент просветления. Пока отец колебался, Тристрам вскочил на ноги и снова схватил топор.
— Ты знаешь не всё, — медленно сказал Озрик. — Ты сказал, что я уверил себя, будто моя судьба — стать королем. Но это не вся правда. Я имел на это право.
— Как вы можете так говорить? Вы не были рождены в королевской семье.
— Что ты знаешь о моей семье? — спросил Озрик. — Ничего. Потому что я был лишен того, что мне полагалось по праву. Лишен отцом, который покинул мою мать после одной-единственной ночи наслаждения, не зная, что оставил ее беременной. Она часто повторяла мне, когда я был в твоем возрасте и даже моложе, что если бы он был честным человеком, он признал бы меня наследником.
Тристрам широко распахнул глаза.
— Вы были сыном Лира?
— Теперь ты можешь понять, как я был возмущен его предательством моей матери и меня. Кара Лира состояла в том, что у него рождались в законном браке только дочери. Мне пришлось доказывать мужество в бою, но разум Лира начал мутиться, и я понял, что не обрету трон, заслужив его уважение. Он утратил ясность ума. Я понял абсурдность ситуации, когда узнал, что он сетует на неблагодарность детей. Я был готов ухватиться за возможность мести, и Эдмунд предоставил ее мне. Эдмунд был жестоким, но я ему благодарен. Он тоже был бастардом и считал, что с ним несправедливо обошлись.
Тристрам не мог скрыть негодования.
— Вы повесили свою родную сестру!
Озрик пристально взглянул на него
— Ты смотришь на меня так, словно я сумасшедший!
— Вы и есть сумасшедший! — воскликнул юноша. — И вы это знаете!
Озрик зарычал и снова поднял меч. Но на этот раз Тристрам был наготове. Он качнулся в сторону и взмахнул топором. Топор ударил короля по шее, и тот упал.
Тристрам дрожа смотрел, как его отец корчится в агонии, а кровь вытекает из его раны.
Озрик пытался что-то сказать, и Тристрам опустился на колени в надежде услышать его слова.
— Отчего, Тристрам, — шептал Озрик, — мне не быть сумасшедшим? Мой отец утратил разум. Моя судьба была не только захватить трон, но и умереть от того же безумия, что постигло Лира. Каков отец, таков и сын. Теперь я вижу западню безумия, в которую попал.
Из его горла раздался хрип, и он затих. Сердце Тристрама сжалось, и он издал жуткий, мрачный жалобный стон по мертвецу и по себе.
Снаружи послышался шум. Дверь распахнулась, и стражник ворвался внутрь в сопровождении группы солдат. Но пока они в ужасе смотрели на распростертое на земле тело, Тристрам начал дико хохотать, в то время как по его щекам катились слезы. Когда они обернулись к нему, он развел руки.
— Я могу прочитать ваши мысли. — Он ощутил ледяной холод, словно бездна, о которой говорил отец, распахнулась перед ним. — Каков отец, таков и сын. Вот оно какое — безумие.
