Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
БАСКЕТБОЛ [HOOPS] 1st ed: “Ellery Queen’s Mystery Magazine”, November 1996 Series: Bill Smith Переведено по изданию: “The Best American Mystery Stories” by Robert B. Parker & Otto Penzler, November 1997 Перевод: Эстер Кецлах (псевдоним) Редактор: Ольга Белозовская © “Клуб Любителей Детектива”, 22 ноября 2020г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Библиография | +
Холодный ветер гнал сильные волны по Гудзону, когда я ехал на север, прочь из города. Волны рвались вверх, изо всех сил стремились вперед, но с яростным грохотом обрушивались вниз, так и не поднявшись ввысь, так и не вырвавшись на свободу.
Я направлялся в Йонкерс, убогий серый городишко, зажатый между Нью-Йорком и настоящими загородными районами. Я бывал там несколько раз, очень давно, по делам. Но у меня никогда еще не было клиента оттуда. И у меня еще никогда не было клиента, которому было всего восемнадцать. Но прошла уже неделя с тех пор, как я закончил свое последнее дело. С деньгами было туго, я начинал нервничать. А работать всегда лучше, чем не работать. Даже если придется работать на родственника Куртиса.
Я удивился, когда он позвонил мне. Телефонный звонок прервал мои музыкальные упражнения, когда бетховенская соната, которую, как мне казалось, я уже разучил в совершенстве, совершенно перестала у меня получаться: ритм, краски, оттенки — все никуда не годилось. Обычно я не люблю, когда меня отрывают от пианино, но тут я поспешил к телефону.
Пока не услышал, кто звонит и чего он хочет.
— Ваш племянник? — сказал я в трубку. — Не знал, что у такого подонка, как вы, есть родня, Куртис.
— Ну, ну, вам совершенно незачем оскорблять меня, — спокойно ответил Куртис. — Впрочем, меня это не удивляет. Я сказал мальчику, что найду ему хорошего детектива, у которого слишком много гонора, и ему придется с этим примириться.
— Что он натворил? — резко спросил я.
— Он ничего не натворил. Один его друг был убит, и Реймонд думает, что кто-то должен заняться этим.
— Когда людей убивают, этим обычно занимаются копы.
— Только не в тех случаях, когда убитый — чернокожий наркодилер, и это убийство и самоубийство.
Он был прав.
— Расскажите мне об этом.
Он рассказал. Восемнадцатилетнего старшеклассника Чарлза Ломакса нашли в парке, где он часто гулял по вечерам. Рядом с ним была его беременная подружка с пулей в сердце. Ломакс был убит выстрелом в голову. В руке у него был пистолет. Тела обнаружил тренер баскетбольной команды, сказавший, что он хотел узнать, почему Ломакс не пришел на тренировку. В школе он тоже не появлялся, но, по-видимому, в этом не было ничего необычного, и учителей это не встревожило. Ломакс был разыгрывающим защитником со средними успехами. Он, в отличие от большинства подростков Восточного Йонкерса, рассчитывал окончить школу. Всю жизнь у него были проблемы с полицией, и этим он ничем не отличался от большинства. Больше в нем не было ничего интересного, если не считать того, что он был другом Реймонда Коу, и Реймонда вовсе не обрадовал официальный вердикт: убийство и самоубийство; дело закрыто.
— А что думает об этом Реймонд? — спросил я Куртиса, прижав плечом трубку, чтобы закрыть пианино и сложить ноты.
— Я вам так скажу, — процедил Куртис, — Я посоветовал мальчику нанять белого детектива вовсе не потому, что так уж сильно люблю ваших.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Я медленно завернул за угол, проехав мимо спортивной площадки, покрытой с растрескавшимся асфальтом, которую мне велели найти. Вечерело, дул резкий холодный ветер, но шестеро чернокожих подростков в спортивных костюмах и дорогих кроссовках толпились на площадке. Они играли быстро, шумно и грубо, толкаясь локтями, не обращая внимания на правила. Один парень, высокий и массивный, играл на голову лучше остальных. Быстрее и умнее прочих, он просто отпихивал противника в сторону, если не помогала ловкость. Но это не останавливало остальных. Никто не отступал, никто не сдавался. Трехочковые броски
Какой-то парень упал, перекатился, вскочил, тряся от боли оцарапанной рукой. Не теряя ни мгновения, он снова ввязался в игру. Я поставил машину на противоположной стороне улицы и наблюдал. Одним из этих парней был Реймонд. Я не знал, кто именно. Пока я ничего не знал о них, кроме того, что мог видеть сейчас: сила, сосредоточенность, дикая радость от этой толкотни. Я докурил сигарету. Через минуту я стану частью их мира. Миг неопределенности пройдет. От знания нельзя просто отмахнуться. И знание всегда ограничивает.
Игра сбилось, а потом прекратилась, когда я двинулся к дыре в сетке, ограждавшей площадку. Они молча смотрели, как я приближаюсь. Толстый парень в футболке с капюшоном перекидывал мяч из одной руки в другую. Обращаясь к тому, кто упал, он сказал:
— Эй, Рей, это и есть твой чувак?
— Не знаю, — повысив голос, словно он подозревал, что я говорю на каком-то другом языке, парень с оцарапанной рукой спросил. — Ты Смит?
Я кивнул
— Реймонд Коу?
— Ага, — он мотнул головой в сторону остальных, — это мои приятели.
Я взглянул на тесную молчаливую группу.
— Они тоже в деле?
— Тебе это не нравится?
— А должно?
— Может, тебе не нравится работать на кучку нигеров?
Я посмотрел в его темные глаза. Мне показалось, что они были мягче, чем ему хотелось бы.
— Может, мне не нравится сдавать экзамен, чтобы получить работу, — я повернулся, чтобы уйти.
— Эй, — сказал Реймонд у меня за спиной.
Я обернулся.
— Куртис говорит, ты то, что надо.
— Мне не нравится Куртис, — сказал я ему. — Я не нравлюсь ему. Но мы бываем полезны друг другу время от времени.
К моему удивлению, он улыбнулся. На мгновение мне показалось, что его лицо стало похоже на то, что я увидел в его глазах.
— Куртис говорил мне, что ты так скажешь.
— Что еще он тебе говорил?
— Что ты тот чувак, кто выяснит, что случилось с моим братаном Ча.
— Для чего тебе это?
Остальные нахмурились, один начал было что-то говорить, но Реймонд взглядом заставил его замолчать.
— Ни для чего.
— Я стою денег, — продолжал я. — Сорок долларов в час плюс расходы. Плата за два дня вперед. Почему ты готов потратить столько?
Толстый парень бросил мяч об асфальт и опять поймал его.
— Пойдем, Рей. Тебе не нужен этот бугай.
Реймонд не обратил на него внимания, он пристально смотрел на меня.
— Ча был мой лучший друг, мой кореш. Он нипочем не сделал бы то, что по-ихнему он сделал. Кто-то убил его. Я не могу это так оставить.
— Почему именно я? — спросил я. — Куртис знает каждый кусок черной грязи, когда-либо ходивший по земле, но послал тебя к белому. Почему?
— Та грязь, которую мы ищем, — сказал Реймонд твердо, — я не верю, что они черные.
Реймонд с приятелями и я отправились в пиццерию, в одном квартале оттуда. День закончился, наступал унылый серый вечер с желтым светом фонарей и мигающими неоновыми вывесками. Приятели Реймонда сообщили мне свои имена: Пепел, Цезарь, Шкура, Тайрел (тот, кто действительно умел играть). Толстяка звали Антракт. Ни один из них не предложил мне пожать руку.
В пиццерии, где пахло чесноком и орегано, мы набились в кабинку, подтащили стулья к столу. Антракт отправился заказывать пиццу. Он вернулся, раздал спрайт и кока-колу. Мне он принес кофе. На другом конце зала из музыкального автомата раздался рэп: сложный ритм под мудреные рифмы без намека на мелодию. Я отпил немного кофе.
— Ну?
Все переглянулись и опять повернулись к Реймонду. Реймонд смотрел только на меня.
— Мой братан Ча, — начал он, — кто-то убил его, и сделал так, что это выглядит как самоубийство.
— Люди иногда убивают себя, — сказал я.
Остальные закачали головами. Тайрел пробормотал:
— Черт!
— Ты его не знал, — сказал Реймонд. — Ча никогда не сдавался, ни перед чем. И у него не было причин. Он оканчивал школу. У него должен был родиться ребенок. Сезон только начинался.
— Сезон? — я решил оставить остальное на потом.
— Баскетбол, — сказал Реймонд так, словно это было и без того ясно, и я просто испытывал их терпение. — Мой братан был защитником. Тайрел, Пепел и я, мы тоже в команде, — Тайрел и Пепел, круглолицый тихий паренек, кивнули в знак согласия. — Остальные, — Реймонд неожиданно опять улыбнулся, — болеют за нас.
— То есть ты хочешь сказать, что, если бы Ломакс решил покончить с собой, он дождался бы, пока не кончится сезон? — я закурил и бросил спичку в жестяную пепельницу.
— Чувак, говорю тебе, он нипочем бы этого не сделал, — настойчиво повторил Реймонд. — У Ча не было причин желать смерти. Да еще Айша. Он ни за что не сделал бы с ней такое, она же мать его ребенка.
— Он хотел ребенка?
Антракт, ухмыляясь, положил что-то на стол. Реймонд сказал:
— Он уже начал покупать ему вещи. Игрушки и всякое такое. Купил такие детские мягкие баскетбольные мячи, понимаешь? Это должен был быть мальчик.
— Как он собирался кормить семью?
Реймонд пожал плечами.
— Как-нибудь. Айша похвалялась, будто его пригласят играть за какой-нибудь большой колледж, и они станут богачами. Но она не верила в это.
— Это была неправда?
— Не-а, — Реймонд покачал головой. — Единственный чувак здесь, у кого есть такой шанс, это мой братан Тайрел. Он сделает нас знаменитыми. Прославит нас.
Я повернулся к Тайрелу, допивавшему вторую бутылочку колы в углу кабинки.
— Я наблюдал за твоей игрой, — сказал я ему. — Ты быстрый и толковый. Тебя уже куда-нибудь пригласили?
Тайрел мгновение смотрел на меня, прежде чем ответить.
— Тренер сказал, в этом сезоне приедут разведчики высматривать способных игроков для своих команд, — у него был глубокий звучный голос, говорил он медленно. — Он поговорит с ними.
Прозвучало имя Антракта, и он пошел к прилавку, чтобы забрать пиццу. Я поглядел на остальных, на их твердые лица, их глаза. Семнадцать-восемнадцать лет; они стояли на пороге, в самом начале. Но у этих мальчиков не было будущего, и они это знали. Я видел это по их глазам.
Я не спрашивал, где они возьмут деньги, чтобы заплатить мне. Я не хотел это знать. Я не спрашивал, что будет с Тайрелом, если его не пригласит какой-нибудь колледж; что будет с остальными, не попавшими ни в какую, даже в школьную, команду. Какая разница, даже если бы они попали туда? Что бы это дало им?
Я задал более практичный вопрос.
— Кто мог желать смерти Ломакса?
Реймонд пожал плечами и поглядел на приятелей.
— У всех есть враги.
— Кто был врагом Ломакса?
— Я никого не знаю, — сказал Реймонд. — Кроме копов.
— Копов? — я посмотрел на Реймонда и ухмыляющиеся лица остальных. — Так вот в чем дело? Вы думаете, это работа копов?
Антракт вернулся с пиццей и грудой бумажных тарелок. Каждый взял по куску пиццы, кроме меня. Реймонд предложил мне, но я покачал головой.
Реймонд, не отвечая на мой вопрос, посмотрел на Тайрела. Глубокий голос Тайрела раздался снова:
— У нас с Ча в прошлом году были неприятности. Ограбление бензоколонки. Это брехня. Обвинения с нас сняли.
— Но они, мать их, не могли успокоиться, — нетерпеливо сказал Реймонд. — До Тайрела никому не было дела, но Ча уже давно был у копов занозой в заднице. Понимаешь, нес всякую хрень, прямо им в лицо. Я говорил ему, отвяжись от них, и они отвяжутся от тебя. Но он никогда не мог остановиться. Ча любил побеждать. Ему нравилось заставлять проигравшего признать, что тот проиграл. Копы ходили за ним по пятам, когда его выпустили.
— И?
— И ничего. Они больше ничего не смогли нарыть против него.
— И? — спросил я опять, уже зная, что услышу.
— Я думаю, они устали ждать, пока он сделает ошибку, и просто убили его.
Я затянулся сигаретой. Она уже догорала. Я погасил ее. Я хотел сказать им, что они ошибаются, что они сошли с ума, что такие вещи не могут происходить на самом деле. Но это было бессмысленно. Возможно, в данном случае они ошибались, но они не сошли с ума, и все мы это знали.
— Имеешь в виду кого-то конкретного? — спросил я.
Реймонд покачал головой.
— Копы здесь, они ходят стаей, — сказал он. — Это мог быть любой.
На подносе оставалось два куска пиццы. Без обсуждения и, видимо, с общего согласия, их взяли Реймонд и Тайрел.
— Ладно, — сказал я. — Расскажи мне о ней.
Тайрел отвернулся, словно в помещении были другие вещи, гораздо интереснее, чем я.
— Об Айше? — спросил Реймонд. Казалось, он обдумал мой вопрос, пока ел. — Он не смог устоять перед ней, — наконец сказал он.
— Но тебе она не нравилась?
— Да нет, она была ничего, — он бросил кусок корки на поднос, откинулся назад и открыл спрайт. — Она была такая... ну, понимаешь... У нее был острый язычок. И она знала о сексе все.
Остальные тихо заржали. Мне стало интересно: от кого она это узнала?
— У нее были враги?
— Не знаю. Но, как я говорил, враги есть у каждого. Не всегда можно понять, откуда они взялись, но они есть у каждого.
Я обменялся номерами телефонов с Реймондом и ушел. Я также записал номера телефонов его приятелей, хотя был не уверен, что встретиться с кем-нибудь из них будет так же легко, как взять телефон. Но, возможно, позже я захочу поговорить с кем-то из них отдельно. Теперь я собирался поговорить с другими людьми.
Первый, с кем я связался, был Льюис Фарлоу, тренер баскетбольной команды, который нашел трупы. Я позвонил ему в школу из телефонной будки на улице, чтобы узнать, когда он освободится. Он ответил мне, что через полчаса. Он уже знал обо мне и ждал моего звонка.
Потом я позвонил в полицейский участок Йонкерса, чтобы найти детектива, занимавшегося делом Ломакса. Почему бы не узнать, что выяснило официальное расследование. Дело вел сержант-ирландец с высоким голосом по имени Суини. Ни моя цель, ни имя, не произвели на него никакого впечатления. И от него не было никакого толку.
— Что тут расследовать? — хотел он знать. — Это дело уже расследовали. Настоящие детективы.
— Мой клиент не уверен, что это было самоубийство, — спокойно сказал я.
— Да ну? И кто же этот клиент?
— Друг семьи.
— Не умничай, Смит.
— Я просто хочу узнать результаты официального расследования, Суини.
Довольную улыбку Суини, казалось, можно было видеть.
— Официальные результаты таковы: парень убил свою подружку. Бам! Потом он вышиб себе мозги. Доволен?
Что ж, начнем с самого простого.
— Кому принадлежал пистолет?
— Папе римскому.
— Вы не смогли его отследить?
— Нет, Смит, мы не смогли его отследить. Номера были спилены, внутри и снаружи. Для тебя это новость?
— Похоже, слишком много трудов для оружия, которым собираются совершить самоубийство.
— Может, он еще не думал о самоубийстве, когда спиливал номера.
— Зачем ему было это делать?
— Почем мне, черт возьми, знать, зачем ему это? Думаешь, это могло быть из-за того, что его подружка забеременела?
— И это погубило его репутацию? Однако его друзья говорят, что он хотел ребенка.
— Да-да, конечно. Уа-уа, — Суини изобразил звуки, какие обычно издают новорожденные.
— Суини...
— Да-да. Что ж, может, он и хотел. А потом, может быть, он узнал, что ребенок не его. Как тебе такой мотив? Он твой.
— У вас есть какие-нибудь доказательства?
— Нет. На самом деле я просто так подумал. Я кое-что скажу тебе, Смит. У меня есть дела поважнее, чем надрываться, доказывая, что парень с простреленной башкой и пистолетом в руке не сам нажал на курок.
— Как я понимаю, вы, ребята, знали этого парня.
— Мы знаем их всех. Большинство из них некоторое время были гостями в наших просторных камерах.
— Как я слышал, вы не смогли посадить его.
— Это ты про нападение на ту бензоколонку? — он не поддался на провокацию. — По мне, так даже лучше. Если бы мы смогли посадить их на тот срок, какой они заслуживают, на улицах было бы спокойно, а я остался бы без работы.
— Продолжайте, Суини. Разве вас немного не раздражало, что этот парень вышел на свободу? Я слышал, это было уже не в первый раз.
— На самом деле нет.
— На самом деле, как я слышал, некоторые копы внесли парня в свой черный список. Он был в вашем черном списке, Суини?
— Постой-ка, Смит. К чему это ты клонишь? Я убил его, потому что не смог засадить этого недоумка в камеру, где ему самое место?
Я разозлил его. Хорошо. Человек, потерявший самообладание, делает ошибки.
— Не обязательно вы, Суини. Просто я готов побиться об заклад, у вас в участке пролили не слишком много слез, когда Ломакс получил пулю.
— Ох, — медленно проговорил он, голос его стал опасно мягким. — Я понял. Вы работаете на законников, верно?
— Нет.
— Чушь. Эта семейка хочет подоить нас. Ты ищешь огрехи в работе полиции. Они подают в суд на департамент. Город заплатит им, чтобы уладить дело без суда, им не хватает твердости, чтобы поставить этих типов на место. Ты укатишь прочь на своем “порше”. Меня выкинут на улицу с половиной от моей гребаной пенсии. Все верно?
— Нет, Суини. Вовсе нет. Я только хочу узнать, что случилось с парнем. Хороший полицейский тоже захотел бы это узнать.
— Знаешь что, Смит? Тебе повезло, что я не знаю, как ты выглядишь. И вот тебе мой бесплатный совет: постарайся не попасться мне на глаза.
Он с грохотом швырнул трубку. Это было все.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Средняя школа Западного Йонкерса размещалась в огромном здании — мрачном монстре из кирпича и бетона с окнами, забранными плотной проволочной сеткой. Я спросил охранника у двери, как пройти в спортзал.
— Я пришел к тренеру Фарлоу, — сказал я.
— Вы пришли присмотреть новых игроков? — спросил он мне вдогонку, когда я двинулся вдоль по коридору.
— Нет. А у вас тут есть стоящие игроки?
Охранник ухмыльнулся.
— Приходите завтра на тренировку, — сказал он. — Сами увидите.
Я нашел Фарлоу за столом в канцелярии спортивного отдела, тесной бетонной клетушке без окон, где пахло жидкой мазью, плесенью и по́том. На шкафах стояли пыльные кубки, лежали какие-то бумаги и старые кофейные чашки. Тут и там на полу валялись полотенца, словно все были слишком измучены, чтобы отнести их в раздевалку за соседней дверью.
Я постучался. Пока я ждал, чтобы Фарлоу поднял голову от своих бумаг, я оглядывал его. Это был тощий белый мужчина, ниже ростом, чем его игроки, с глубокими складками на дряблой коже и редкими бесцветными волосами, которые когда-то, возможно, были рыжими.
— Да? — Фарлоу поднял голову, быстро взглянув куда-то поверх меня. Взгляд его голубых глаз был ясным и резким.
— Смит, — сказал я.
— Ах, да. Насчет Ломакса, верно? Присаживайтесь, — он жестом указал на стул.
— Охранник у двери подумал, что я приехал посмотреть на игроков, — сказал я, входя в комнату и стараясь не споткнуться о коробки с мячами и скакалками, которым следовало бы находиться где-то еще, если бы для них имелось это “где-то еще”. — Он имел в виду того здоровяка? Тайрела?
Фарлоу кивнул.
— Тайрел Драм, — сказал он. — Лучшее, что было у нас за долгие годы. Все ожидают, что он станет настоящей звездой. Вы видели, как он играет? — он посмотрел на меня вопросительно.
— Он был с Реймондом Коу, только что, — объяснил я. — К вам приезжают разведчики?
— К нам уже приезжал кое-кто в начале прошлого сезона. Им понравилось то, что они увидели. Но большие шишки не смогли приехать сюда, пока Драм еще играл.
— Он играл не весь сезон?
— Выбыл, — угол рта Фарлоу искривился в улыбке, которая вовсе не была улыбкой.
— Травма?
— Тюрьма.
— Понятно, — сказал я, — история с бензоколонкой?
— Вы об этом слышали?
— Он мне рассказал. С ним был еще Ломакс, верно?
— Они говорят, что их обоих там не было. Обвинения в конце концов были сняты, но к тому времени сезон закончился.
— Он это сделал?
— Кто, к дьяволу, знает? Если и не делал, то вскоре сделает. Или что-нибудь в этом роде. Если только его не возьмут. Если он не выберется отсюда. Послушайте, Смит, насчет этого Ломакса…
Фарлоу остановился, покрутил карандаш в пальцах, словно выбирал, как лучше сказать то, что он хочет. Я ждал.
— Парни сильно расстроились, — сказал Фарлоу. — Особенно Коу: он и Ломакс очень дружили. Коу пришла в голову эта дурацкая идея, будто бы Ломакса убили копы. Он внушил ее остальным. Они сказали мне, что собираются нанять частного детектива, чтобы доказать это.
— Как вышло, что они рассказали об этом вам?
— Я их тренер. В нашей школе это — как отец-исповедник. Разве, когда вы сами учились в школе, было не так?
— В той школе, где учился я, все дети были белые.
— Вас удивляет, что они сказали мне? Им нужно было кому-то сказать, — он пожал плечами. — Я на их стороне, и они знают это. Я защищаю их, когда у них неприятности. Я заставляю их не бросать школу. Коу не ходил бы в школу, если бы не я.
Он швырнул на стол карандаш и откинулся на спинку стула.
— Не знаю, чего ради я стараюсь. Они окончат школу, и что дальше? Будут готовить картофель-фри в Макдональдсе? — Фарлоу замолчал. Он потер рукой свой квадратный подбородок. У меня было чувство, что он говорит все это лишь отчасти для меня. — Восемнадцать лет в этой дыре, — продолжил он. — Смотреть, как дети катятся к черту. Выхода нет. Вот только иногда появляется такой парень, как Драм. Кто-то, кому ты действительно можешь помочь. Кто-то, у кого есть шанс. А этот безмозглый сукин сын полгода просидел в тюрьме.
Он посмотрел на меня. На лице его опять появилась та же полуулыбка.
— Простите, Смит. До чего я дошел. Старый тренер, жалеющий себя. Ну, вернемся к Ломаксу. На чем я, черт побери, остановился?
— Парни пришли к вам, — сказал я. — Они сказали, что хотят нанять частного детектива.
— Ага. Ну вот, значит, я сказал им: валяйте. Этот Коу упрямый ублюдок, такой же, как Ломакс. Проще согласиться с ним, чем спорить. Вот я и сказал, валяйте, нанимайте. Он, наверное, вообразил, что я думаю, будто он прав. Что там было что-то не так. Но я так не думаю.
— А что вы думаете?
— Я думаю, самый простой ответ — самый лучший. Иногда это трудно признать, но так будет лучше. Ломакс убил ту девчонку и покончил с собой.
— Почему?
— Какая-нибудь ссора, не знаю. В прежние времена он поколотил бы ее, а потом ушел куда-нибудь, чтобы остыть. Теперь у них у всех есть пистолеты. Стоит разозлиться — и вот: кто-то уже мертв, раньше, чем понял, что случилось. Когда до него дошло, что он натворил, все уже было кончено. Что дальше? Она мертва, ребенок мертв... Что ему было делать? У него по-прежнему был пистолет.
Он снова поднял карандаш, повертел его в руках, посмотрел на свою руку.
— У парня погиб лучший друг, — сказал он тихим голосом. — Он хочет что-нибудь сделать. Когда они наняли вас, им стало лучше. Ладно, — он поднял голову. — Вот о чем я хотел попросить вас: не слишком старайтесь. Вы должны это сделать — они заплатили вам за это. Но постарайтесь покончить с этим делом побыстрее. Чем скорее все закончится, тем лучше для них это будет.
Я был не совсем уверен, так ли уж легко забыть смерть друга. Но это не значило, что Фарлоу ошибается.
— Если здесь нечего искать, я выясню это достаточно быстро, — сказал я.
Фарлоу кивнул, словно мы договорились.
— Вы нашли тела? — спросил я его.
— Ага, — он снова бросил карандаш.
— Как это выглядело?
— Как выглядело?
— Расскажите мне, что вы увидели.
Ясные глаза Фарлоу уставились на меня. Он помолчал, но если у него и был вопрос, он не задал его.
— Она лежала на спине. Только маленькое пятнышко крови у нее на груди, но, боже правый, ее глаза были открыты, — он остановился, облизнул пересохшие губы. — Он… он был футах в шести от нее. Полголовы снесено. С правой стороны. Пистолет в правой руке. Зачем вам это нужно?
— Простые формальности, — сказал я. — Что это был за пистолет?
— Автоматический. Полицейские не показали вам отчет?
— Они не позволили мне взглянуть на него.
— Господи Иисусе, только не говорите этого Коу. Это нормально?
— В принципе, да. Обычно я прошу кого-нибудь рассказать мне, что там есть. Но я разозлил детектива, который занимался этим делом.
— Джима Суини? Его злит решительно все.
— Как насчет Ломакса?
— Вы имеете в виду теорию Коу? В Йонкерсе не было копа, который не устроил бы вечеринку, если бы они смогли прижать Ломакса. Он не умел останавливаться вовремя. Они все ненавидели его. Но не думаю, что Суини ненавидел Ломакса больше, чем другие.
— Расскажите мне про Ломакса. Он был хорош?
— Хорош? — Фарлоу выглядел озадаченным. Потом понял. — Вы имеете в виду в баскетболе? Неплох. Он мог измотать даже тех, кто играл лучше, чем он; вот что он мог сделать. Он бросался за мячом, даже когда не мог его поймать, делал броски, даже когда не мог попасть; даже после звонка. Он был везде, на обоих концах площадки. Этот ублюдок никогда не сдавался.
— У него было будущее в баскетболе?
— У Ломакса? Нет, — в голосе Фарлоу не было и тени сомнения. — Восемнадцать лет в этой дыре. Я видел всего двоих или троих, из кого мог бы выйти толк. Драм — лучший. НАСС
— Как насчет его подружки? — спросил я. — Вы слышали о каких-нибудь ссорах между ними?
— Нет. Она была девицей легкого поведения, но все парни, похоже, считают, что она успокоилась с тех пор, как сошлась с Ломаксом.
— С кем она была до него?
— Не знаю.
— Вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы убить Ломакса или эту девушку?
Он вздохнул.
— Послушайте, — сказал он. — Эти парни, они плохо выглядят, они много болтают, но они пытаются вырваться. Коу, Драм, даже Ломакс — они еще ходят в школу, еще пытаются. Словно у них еще что-то может получиться. — Он широко развел руками, показывая мне эту жалкую клетушку, ошарпанное здание, жизни, лишенные надежды. — Но я… Всю свою жизнь я был простофилей. Моя чертова работа, как я себе это представляю, заключается в том, чтобы помочь, если покажется, что у кого-то что-то может получиться. Это и ваша работа, Смит. Вы здесь потому, что это позволяет Коу почувствовать себя героем, который мстит за друга. Это помогает. Но не думайте, что вы что-то найдете. Здесь нечего искать.
— Ладно, — сказал я. Мне было жарко. Воздух казался спертым и душным. Я хотел выйти на улицу, где дует ветер, пусть холодный и резкий. Я хотел быть там, где не все еще кончено. — Спасибо. Я вернусь, если мне понадобится что-нибудь еще.
— Конечно, — сказал он. — И приходите в субботу посмотреть на игру Драма.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Встречаться с семьей всегда трудно. У людей есть тысяча способов переносить утрату, приспосабливаться к своему горю и к новому образу жизни. У них нет причин радоваться появлению назойливого незнакомца, задающего вопросы.
Семья Чарлза Ломакса жила в многоквартирном бетонном доме песочно-коричневого цвета, примерно в полумиле от школы. Там не было коридоров. Лифты располагались снаружи; двери квартир выходили прямо на открытые площадки перед ними. Входная дверь должна была быть заперта, но замок был сломан. Пробираясь между детских велосипедов и складных пляжных стульев, я поднялся к квартире на третьем этаже.
Воздух и ветер были холодными, пока я ждал, чтобы кто-нибудь ответил на мой звонок, но вид открывался прекрасный, а двери квартир были выкрашены в яркие цвета. За дверьми тут и там слышались крики детей и грохот музыки.
— Да, чем могу помочь? — женщина, открывшая дверь, была худой и казалась усталой. Косметикой она не пользовалась. Узловатые кисти рук и ключицы, бесформенный свитер. В стянутых в хвост волосах пробивалась седина. Только услышав ее чистый нежный голос, я понял, что она, вероятно, моложе меня.
В комнате позади нее из телевизора доносились звуки сирены. Она обернулась, повысив голос:
— Дориан, сделай потише!
Шум немного стих. Женщина снова посмотрела на меня.
— Миссис Ломакс? Я Смит. Реймонд сказал, что вы меня ждете.
— Реймонд? — она слегка кивнула. — Входите.
Она закрыла за мной дверь. Теплые кухонные запахи вытеснили уличный холод, когда мы вошли в гостиную, где мальчик лет десяти и девочка, несколькими годами старше, развалились на диване перед телевизором. Слева открытая дверь вела в темную спальню. На стене мелькнул баскетбольный плакат с Мэджиком Джонсоном
Мать Чарлза Ломакса подвела меня к заваленному бумагами столу в углу гостиной, предложила мне сесть.
— Клодин, — обратилась она к девочке на диване, — иди, займись своим домашним заданием. Не разбрасывай повсюду свои вещи.
Девочка неохотно поднялась с подушек. Она поглядела на меня с невозмутимым детским любопытством, потом, смахнув со стола свои бумаги, плюхнулась на пол перед телевизором.
Усевшись, миссис Ломакс повернулась ко мне и стала ждать с усталым терпением женщины, привыкшей ждать.
— Простите, что побеспокоил вас, — начал я. — Но Реймонд сказал, что вы можете ответить на несколько моих вопросов.
— Какие вопросы?
Я посмотрел на детей, пытаясь понять, достаточно ли громко работает телевизор, чтобы заглушить наш разговор.
— Реймонд не думает, что Чарлз покончил с собой, миссис Ломакс.
— Я знаю, — сказала она просто. — Он говорил мне об этом. Я думаю, он просто не хочет верить в это.
— Выходит, вы с ним не согласны?
Она тоже посмотрела на детей, прежде чем ответить.
— Реймонд знал моего мальчика лучше, чем я. Если он говорит, что у кого-то другого было больше причин убить Чарлза, чем у самого Чарлза, может, он и прав. Я не знаю, — она медленно покачала головой.
— Миссис Ломакс, у Чарлза был пистолет?
— Я не видела никакого пистолета. Думаю, это не значит, что у него его не было.
Внезапное ощущение, что за мной наблюдают, заставило меня снова поглядеть на диван. Мои глаза встретились с глазами мальчика. Девочка не отрывалась от телевизора. Мальчик быстро отвернулся к экрану. Миссис Ломакс вздернула подбородок и расправила плечи.
— Дориан! — мальчик не ответил. — Дориан, — позвала она снова, — подойди сюда.
Дориан медленно соскользнул с дивана и подошел, уставившись глазами в пол. Его сестра по-прежнему следила за автомобильной погоней в телевизоре.
— Дориан, — сказала его мать, — мистер Смит задал вопрос. Ты его слышал?
Нахмурившись, сунув руки в карманы больших не по размеру джинсов, мальчик пожал плечами.
— Он спросил, был ли у твоего брата пистолет.
Мальчик снова пожал плечами.
— Дориан, если ты что-то знаешь и не говоришь, у тебя будут большие неприятности. Видел ты когда-нибудь у твоего брата пистолет?
Дориан пнул карандаш, валявшийся на полу, тот покатился через всю комнату.
— Ну да, я его видел.
Я посмотрел на миссис Ломакс, потом снова на мальчика.
— Дориан, — сказал я, — ты знаешь, где он его держал?
Не глядя на меня, Дориан покачал головой.
— Ты уверен? — резко спросила его мать.
— Конечно, уверен.
Миссис Ломакс пристально посмотрела на него.
— Дориан, есть что-нибудь еще, чего ты не сказал?
— Нет, конечно нет, — пробормотал Дориан.
— Если я узнаю, что ты соврал... — пригрозила она. — Ладно, возвращайся обратно.
Дориан вернулся к телевизору и уселся на диван, обняв руками колени.
Я снова повернулся к миссис Ломакс.
— Могу я спросить вас про Айшу?
Она пожала плечами.
— Она вам нравилась?
— Поначалу. Она была очень резкой со своими приятелями, но со мной была вежлива. Я помню ее, когда она была маленькой. Такая веселая малышка... Но после того как я узнала, что она сделала... Нет, она больше не нравилась мне.
— Вы имеете в виду, забеременела? — спросил я.
Она нахмурилась, словно я заговорил на иностранном языке, который она с трудом понимала.
— Нет, это не из-за ребенка, — сказала она. — Дело было не в ребенке. Хотя она не имела права заводить ребенка, после того как узнала. Понимаете, я виню ее. Она убила моего сына.
— Миссис Ломакс, я не понимаю. По мнению полиции, ваш сын убил ее и себя.
— Ну да, он нажал на курок. Но они оба были уже мертвы. И невинный ребенок тоже.
— Я не понимаю...
— Реймонд не сказал вам? — ее взгляд, устремленный на меня, ожесточился от внезапного понимания, что ей придется рассказать мне все самой. — Она заразила его СПИДом.
Обратно на зимнюю улицу. Я бросил четвертак в прорезь уличного телефона, глядя, как ветер несет газету вдоль тротуара, и стал ждать Реймонда.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
— У твоего приятеля Чарлза был СПИД, — сказал я, когда он подошел. — Ты знал об этом?
Короткая пауза, потом голос Реймонда, почти агрессивный.
— Да, я про это знал.
— И у его подружки тоже.
— Угу.
— Почему ты не сказал мне?
— Какое это имеет значение?
— По мне, это похоже на мотив.
— О чем ты говоришь?
— Безнадежность, — сказал я ему. — Страх. Он не захотел ждать смерти. Не захотел смотреть, как умирает его сын.
— Ох, чувак! — Реймонд хохотнул. — Ча это не волновало. Он говорил, что никогда не чувствовал себя лучше. Он говорил мне, что пройдут еще годы, прежде чем болезнь разовьется. Он даже не бросил играть в баскетбол и все такое, хоть это и бесило тренера. Даже если ты подцепил вирус, это еще не значит, что ты болен, понимаешь? — заметил он с оттенком презрения. — Ты такой же невежественный, как многие тут, в округе.
— Что ты имеешь в виду?
— Некоторые парни, они занервничали из-за Ча, когда узнали, что он подхватил вирус. Говорили, чтоб он держался подальше от них. Вот, как Пепел. Он не хотел играть, если Ча останется в команде. Мне пришлось поговорить с этим чуваком. Но Ча только смеялся. Говорил, что некоторые просто невежественны. Не обращай на них внимания, делай, что делаешь. Может, когда-нибудь я заболею, но к тому времени они уже найдут лекарство.
— Черт возьми, Реймонд, — выдохнул я. Я сунул в рот сигарету и закурил, это помогло сдержаться и не сказать все те гневные слова, что пришли мне в голову — о молодости, силе, быстро проходящей самонадеянности; о решениях и последствиях, закрывающих перед тобой двери. Я глубоко затянулся, и в голове у меня прояснилось. Это не твое дело, Смит. Делай то, для чего Реймонд нанял тебя. — Ладно: Айша, — сказал я. — С кем еще она встречалась?
— Айша? У нее было много парней, — Реймонд ненадолго замолк. — Думаешь, какой-то ревнивый придурок прикончил Ча и Айшу за то, что они сошлись?
— Так бывает.
— Ох, чувак. Братаны так не делают. Если б это сделал черный, он сделал бы все в открытую. Устроить всю эту хрень с самоубийством... это какой-то белый псих. Вот почему ты здесь. Понимаешь, — сказал он, неожиданно терпеливо, пытаясь что-то объяснить мне, — Ча и я, и вся наша шайка, мы связаны. Словно... — он остановился, подбирая сравнение, которое было бы мне понятно. — Словно ты на площадке; может, тебе не нравится какой-нибудь братан, но ты не подставишь ему ножку, когда у него мяч. Если ты хочешь что-то сказать ему, ты скажешь это в лицо. Ты делаешь то, что следует, и получаешь то, что должен получить.
Как же, подумал я. Если бы жизнь была такой.
— Хорошо, Реймонд. Я свяжусь с тобой.
— Ладно, чувак. Пока.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Я поднял воротник куртки; ветер с реки подул сильнее. Здесь чувствовался запах воды, простора, движения, открытого пространства. Для меня в этом всегда было какое-то приглашение и обещание: где-то все совсем по-другому. Где-то, не здесь, жизнь лучше. И вода связывает то место с этим.
Это приглашение, это обещание, наверно, мало что значили для Реймонда и его братанов. У них было только то, что у них было. И я ясно понимал, что не могу с ними спорить; они знали, что это значит.
Кроме Тайрела Драма, разумеется. Для него “приглашение” значило кое-что другое, но, возможно, не совсем другое: шанс начать сначала, выбраться отсюда и оказаться где-то еще.
Я направился к своей машине. Я замерз, проголодался и потерпел поражение. Я поверил в идею Реймонда. Заговор. Власти убили черного парня, потому что не смогли добраться до него законным путем, и они знали, что это сойдет им с рук. Я поверил в это потому, что хотел этого. Хотел чего, Смит? Быть праведным белым, оказаться на их стороне? Стать частью властей, работающей на них? Дать им на этот раз справедливость, чтобы мир не казался им таким жестоким к ним? Или чтобы тебе мир не казался таким скверным? Чтобы ты мог спокойно спать ночью, отдав свой долг угнетенным? Великолепно!
Но теперь все изменилось. У Ломакса был мотив, и веский мотив, если хотите знать мое мнение. Подростковое хвастовство может быстро перейти в отчаяние. Один плохой анализ крови, одна жуткая история о том, каково это — умирать от СПИДа. Чего-то подобного могло оказаться достаточно. Особенно, если он действительно любил Айшу. Особенно, если он действительно любил своего сына.
Звук бегущих шагов за спиной заставил меня резко обернуться, приготовиться. Когда я увидел кто это, напряжение отпустило меня.
— Мистер, постойте, — голос был тихий, запыхавшийся. Куртка распахнута, розовый рюкзак перекинут через руку. Клодин Ломакс остановилась, пытаясь отдышаться. Она настороженно смотрела на меня.
— Застегни куртку, — сказал я. — Замерзнешь.
Она опустила глаза, потом сделала, как я ей сказал, натянула капюшон и убрала под него волосы. Прищурившись, она посмотрела на меня.
— Мистер, вы коп?
— Нет, — сказал я. — Я частный детектив.
— Почему вы ходите тут и задаете такие вопросы?
Я на мгновение задумался.
— Реймонд попросил меня. Он хочет кое-что выяснить насчет Чарлза.
Она прикусила нижнюю губу.
— Вы знаете Реймонда?
— Я работаю на него.
— Реймонд был другом Чарлза.
— Я знаю.
Она кивнула. Казалось, что-то забавляло ее. Глядя мне в глаза, она сказала:
— Вы спрашивали маму про пистолет Чарлза.
— Верно. Я спрашивал, где он его хранит. Ты знаешь это?
— Ага. Так же, как Дориан. Он убьет меня, когда увидит, что он исчез. Но он еще ребенок. Я из-за этой штуки с ума сходила от страха с тех пор, как Чарлз... — она замолчала и огляделась по сторонам. Потом она подняла голову и расправила плечи, в точности так же, как это сделала ее мать. С преувеличенной осторожностью поставив рюкзак на землю, она вытащила из него бумажный пакет и сунула его мне. — Вот.
— Что это? — в пакете было что-то тяжелое и твердое, и, еще не заглянув внутрь, я уже знал ответ.
— Я не хочу, чтоб он был в доме. Мама ничего про это не знает. Я не хочу, чтоб он был там, где Дориан сможет добраться до него. Он думает, что ведет себя, как взрослый, собирается заняться бизнесом. Это просто смешно, но он так всерьез думает. Мальчишки всегда такие, да?
— Угу, — сказал я. — Мальчишки всегда такие.
— Я думала, Чарлз взял его с собой. У него была встреча с каким-то парнем той ночью. Но у него, должно быть... у него, должно быть, был другой, да?
— Возможно, — осторожно сказал я. — Клодин, что ты имела в виду, когда сказала: “встреча с каким-то парнем той ночью”?
— Когда Чарлз занимался своим бизнесом, он обычно брал с собой эту штуку. Но, может, это не было связано с его бизнесом, — сказала она задумчиво. — Обычно он велел Айше оставаться дома, когда занимался своим бизнесом.
Я спросил ее:
— С кем у Чарлза была назначена встреча? Ты не знаешь?
— Не-а. Он только сказал, что собирается кое с кем встретиться; а Айша сказала, что хочет пойти с ним. Тогда Чарлз сказал, ладно, она может пойти с ним за компанию. Потом он сказал, что лучше, чтобы я уже спала, когда он вернется, потому что на следующий день у меня контрольная по математике, и он надерет мне задницу, если я не напишу ее.— И тихим голосом добавила: — Я действительно ее написала.
Я открыл пакет и заглянул в него, не дотрагиваясь до пистолета. Пистолет был длинноствольный, 32-го калибра.
— Клодин, давно у Чарлза этот пистолет?
— Около года.
— Как ты узнала, что он обзавелся им?
— Я слышала, как он и Тайрел хвастались друг перед другом, когда он достал его. Тайрел сказал, что это устаревшая, дурацкая штучка, медленная как дерьмо. Ой! — она прикрыла рот рукой. — Извините. Но так сказал Тайрел.
— Все в порядке, Клодин. А что сказал Чарлз?
— Он рассмеялся. Он сказал, что к тому времени, как Тайрел соберется выстрелить из своей модной штучки, он обнаружит, что парень с устаревшей, дурацкой штучкой уже разнес ему голову.
Она смотрела на меня в желтом свете уличного фонаря, тощая двенадцатилетняя девчонка, в куртке, слишком легкой для такой ночи, как эта.
— Клодин, — сказал я, — Чарлз и Тайрел много спорили?
— Я все время слышала, как они болтают всякую чушь, — ответила она. — Но я не думала об этом. Мальчишки так делают, правда?
— Угу, — сказал я. — Они так делают.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Теперь Тайрел. Клодин объяснила мне, куда ехать. И я поехал. Тайрел Драм с семьей жил в полуразвалившемся деревянном доме, откуда открывался вид на реку вдали и заброшенный завод “General Motors” вблизи. Рассохшиеся окна не закрывались, и щели были заткнуты тряпками. Облупившаяся краска выцвела до тускло-серого цвета.
На мой стук ответил молодой парень в надвинутом на глаза капюшоне. Он позволил мне самому закрыть за собой дверь и последовать за ним. Из телевизора в комнате слева раздавался сдержанный смех (там шло какое-то игровое шоу); сверху доносился грохот стереосистемы, от которого сотрясался пол.
— Тайрел в подвале, — сказал парнишка, равнодушно указав на дверь под лестницей.
— Кто там? — послышался женский голос, когда я открыл указанную дверь и начал спускаться в подвал.
— Какой-то чувак к Тайрелу, — ответил парнишка, и хозяйка вернулась к своим делам.
В подвале находился тренажерный зал. В темноте за перегородкой виднелись бойлер и бак с горячей водой. По другую сторону от перегородки были яркие флуоресцентные лампы, маты, гантели, скакалки. Запах сырого бетона смешивался с запахом пота, жужжание водонагревателя перемежалось хриплым дыханием. Тайрел сидел на скамейке и разрабатывал свой левый бицепс, упражняясь с грузом, весившим, на вид, фунтов шестьдесят. Он поднял глаза, когда я вошел, но голову не повернул и продолжил свои упражнения. Он был без рубашки. Под глянцевой кожей бугрились мускулы.
Закончив, он с грохотом швырнул гирю на пол и вытер лицо полотенцем.
— Ну? — сказал он. Он глубоко дышал, тщательно контролируя дыхание.
— Я хочу поговорить об Айше, — сказал я. — И о Ломаксе.
— Валяй, — на мгновение его взгляд задержался на мне. Потом, выпрямившись, он взял гирю другой рукой и начал качать. — Говори.
— Раньше она была твоей девушкой, верно?
Он ухмыльнулся, но не сбился с ритма.
— Раньше она была девушкой каждого.
— Может, всем было все равно.
— Может, и нет. — Девятнадцать, двадцать. Он положил гирю, встал, подошел к универсальному тренажеру, выставил его на отметку “210”, встал в позицию и начал разрабатывать мышцы бедер.
— Но тебе не было все равно.
Он остановился и посмотрел на меня. Он удерживал нагрузку, пока говорил.
— Ага. Мне было не все равно. Я был так рад, когда избавился от нее и от Ча, словно съездил в Диснейленд, — медленно, полностью контролируя себя, он освободился от нагрузки. Он освободился, но не отключил тренажер, готовый к следующему упражнению.
— Что это значит: “избавился от них”?
Либо он не понимал, куда я клоню, либо был великолепным актером.
— У меня не было времени на них, — ровно дыша, он поднимал и опускал вес. — На них обоих. Ча всегда готов был что-нибудь затеять, у него вечно были какие-то идеи (поднять вес, отпустить, расслабиться). Вечно говорил со мной, сбивал меня с толку. Из-за него я пропустил прошлый сезон.
— Так это была его идея, с автозаправкой?
Он хитро улыбнулся:
— Обвинения были сняты, — он снова напрягся под нагрузкой. — Ча говорит, есть только один путь: воровать и продавать (поднять вес, отпустить, поднять). Я попробовал, ничего из этого не вышло. Теперь тренер говорит мне (поднять вес, отпустить; дышать ровно), говорит, у меня есть шанс, реальный шанс. Но у меня мало времени. Нужно все сделать сейчас, понимаешь?
Он посмотрел на меня. Я не ответил.
— Ча, он никогда не замолкает. Не дает человеку подумать (поднять вес, отпустить, расслабиться).
Он спустил ноги с тренажера, снова взял полотенце и вытер лицо. — Ча не любит думать. Не любит тишину. Этот чувак нервничает, если не трубят трубы, не воют сирены, — он рассмеялся. — Я удивился, что его и Айшу нашли там, где нашли.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ча никогда не ходил в парк. Там же ничего нет, только птички да деревья, так он говорил. Что мне с этим делать?
— Его сестра говорит, он собирался встретиться с кем-то в тот вечер.
Тайрел пожал плечами. Он установил ноги в новое положение и начал следующее упражнение.
— Тем все и кончилось? — спросил я. — Ты покончил с Ломаксом и его идеями? Ты больше не помогал ему в его делах?
На этот раз, прежде чем ответить, он закончил свое упражнение. Сделав это, он посмотрел на меня, тяжело дыша.
— Когда со мной говорит тренер, я вижу колледж, НБА, отели и милашек, парней, несущих мои чемоданы... Когда передо мной Ча, я вижу Райкерс
— Об этом ты и подумал, когда Ломакс сошелся с Айшей?
— Вот именно, черт возьми. Тогда они оба отстали от меня. И я смог заняться своими делами.
— Твои дела, — задумчиво произнес я. — У тебя ведь есть пистолет, верно? Автоматический. Можно мне взглянуть?
— Какого черта?
— У Ломакса был револьвер, правда?— спросил я, словно между прочим. — 32-го калибра.
Тайрел покачал головой в легком недоумении.
— Чувак, с такой игрушкой мог бы ходить Уайетт Эрп
— Зачем тебе пистолет, Тайрел?
— Какого черта тебе нужно знать, зачем мне пистолет? — Он посмотрел на меня со злостью. — Что ты за детектив, если не можешь понять, что парень здесь должен быть вооружен?
— Здесь такие порядки? — тихо спросил я. — Человеку приходится ходить с оружием?
— Черт побери! — взорвался Тайрел. — Ты думаешь, мне это нравится? Все время оглядываться, куда бы я ни шел? Нельзя ходить туда, нельзя ходить сюда; у тебя будут неприятности или у твоих приятелей будут неприятности; у кого-то зуб на тебя. Зайди в школу — там у всех пистолеты, так, на всякий случай. Думаешь, мне это нравится? — У него на виске билась жилка, глаза сверкали, и в них была горечь. — Чувак, можешь забыть об этом. Я собираюсь сделать это, чувак. Ча, если что-то пришло ему в голову, он никогда не думал, что будет дальше, что случится, если он это сделает. Я сказал ему: “Ты получил Айшу, а теперь убирайся, оставь меня в покое. Мне есть чем заняться!”
Его твердый взгляд остановился на мне. Стереосистема двумя этажами выше разразилась повторяющимся вибрирующим звуком.
— Тайрел, — сказал я. — я хотел бы взглянуть на твой пистолет.
Мгновение не было никакой реакции. Потом Тайрел медленно улыбнулся. Он не спеша подошел к запертому на висячий замок стальному ящику в другом конце комнаты и набрал комбинацию, открыл скрипучую крышку и вытащил автоматический “Coonan 357”
— Как давно он у тебя? — спросил я.
— Наверно около года.
— Ты уверен, что не купил его совсем недавно?
Он молча посмотрел на меня. Потом, поднявшись по лестнице туда, откуда можно было дотянуться до двери, открыл ее и завопил:
— Шон! Тащи сюда свою гребаную задницу!
В дверях возник парень в надвинутом на глаза капюшоне.
— Ты звал меня, Тайрел? — осторожно спросил он
Тайрел отошел в сторону и жестом велел ему спуститься. Парень неуверенно поглядел на меня и двинулся вниз. Он двигался так, словно старался занимать поменьше места.
— Шон, это моя игрушка?
Парень поглядел на пистолет, который я протянул ему.
— Ага, — сказал он. — Кажется.
— Не надо гадать, — сказал Тайрел. — Это моя пушка или нет?
Парень нервно взглянул на Тайрела, потом осмотрел пистолет более внимательно, по-прежнему не дотрагиваясь до него.
— Ага, — сказал он. — Он получил это здесь.
— Что “это”? — спросил я. Я посмотрел туда, куда показывал парнишка. Широкая царапина рассекала сверкающую рукоятку. Тайрел сказал:
— Шон, откуда она взялась?
Не глядя на Тайрела, Шон ответил:
— Я уронил его.
— Когда?
— В тот день, когда ты принес его.
— Что тогда случилось?
— В смысле, что ты сделал?
— Ага.
Парнишка сглотнул.
— Ты обругал меня и побил.
— Сломал тебе нос, верно?
Парнишка кивнул.
— Выходит, ты очень хорошо запомнил тот день, а?
— Ага.
— Когда это было?
— В прошлом году.
— С тех пор ты трогал его?
— Нет, Тайрел, — парнишка быстро поднял глаза.
— Хорошо. Теперь катись к дьяволу отсюда.
Шон пулей взлетел по лестнице и закрыл за собой дверь.
— Слышал? — Тайрел, улыбаясь, забрал у меня пистолет. — Мой пистолет. Уже год у меня. Как насчет этого?
— Это замечательно, Тайрел, — сказал я. — Должно быть, это замечательно, быть таким крутым. Еще два вопроса. Где ты был в тот вечер, когда умерли Ломакс и Айша?
— Я? — Отвечая, Тайрел все еще улыбался, глядя на пистолет у себя в руке. — Я был здесь.
— Ты можешь доказать это?
— Надеюсь. Ты можешь спросить двух моих двоюродных братьев, если они вспомнят. Тренер говорит, дисциплина очень важна. Ты должен делать то, что должно быть сделано, нравится тебе это или нет.
— Ясно. Ты образцовый гражданин, Тайрел. Еще одно: ты знал, что у Ломакса был СПИД?
Тайрел пожал плечами. Он запер снова свой пистолет в коробку.
— Тебя это не волновало? У твоего друга такая болезнь?
— Не-а, — сказал он. — У меня не было времени волноваться из-за Ча. У него свои проблемы, у меня свои.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Я поехал на юг, добрался до Бродвея и остановился возле закусочной. Она была полупустой; одно из тех мест, где унылые завсегдатаи лечат старые обиды разбавленным пивом. В обшарпанной кабинке я закурил сигарету и занялся своей кружкой. Я думал о Реймонде, о простом желании что-нибудь сделать, попытаться помочь. О стремлении к справедливости, стремлении сделать как лучше.
Конечно, это могло означать очень много разных вещей. Для Суини это, возможно, значило устранить скользкого наглого наркоторговца. Для Тайрела Драма — избавиться от сладкоречивого, опасного приятеля. Для самого Ломакса это могло значить, что он будет смеяться последним: не обмануть смерть, но самому выбрать ее, выбрать свое время, свой способ и свою боль. Ни у кого из этих детей никогда не было особого выбора. Это было все, что Ломакс мог выбрать сам.
Но мне это не нравилось. На это было несколько причин, но главным было то, что инстинктивно чувствовал Реймонд: не таким человеком был Ломакс.
Я не был знаком с Ломаксом, но все говорили о нем одно и то же, кем бы они ни были. Самоубийство — для тех, кто сдался. Ломакс же не сдавался никогда. Дразнил копов. Пытался втянуть Тайрела в свои делишки. Тянулся за мячами, которые не мог достать, и бросал, даже если не мог попасть. Так говорил его тренер.
Даже после звонка.
Я закурил новую сигарету. Перед глазами у меня возникла асфальтированная баскетбольная площадка в сгущающихся сумерках; я увидел подростков, яростно атакующих и прыгающих; услышал их крики и звуки ударов мяча. Я увидел, как один из них упал (теперь я уже знал, что это был Реймонд), покатился, вскочил на ноги, тряхнул оцарапанной рукой. В следующее мгновение он уже снова был в игре.
Даже после звонка.
Я вдруг похолодел. Я вдруг понял.
Жажда справедливости. Желание помочь.
Это могло означать кое-что еще.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Следующий день. Снова поздний вечер. Та же серая река. Тот же холодный ветер.
Приезжать пораньше было бесполезно. Тогда я мог бы только догадываться, куда смотреть. Теперь я это знал.
Я позвонил Суини, просто чтобы проверить то, в чем я уже был уверен. Он сообщил мне то, что я хотел знать, а потом сделал мне предупреждение:
— Я сказал тебе это потому, что знаю: ты так или иначе все равно это узнаешь. Но послушай меня, Смит. В каком бы направлении ты ни шел, это тупик. При первой же жалобе, которую я услышу, я лично запру тебя в самую маленькую камеру, какую только смогу отыскать. Я ясно выразился?
Я поблагодарил его. Остаток дня я занимался Бетховеном. Постепенно, очень медленно, дело пошло на лад.
Западный Йонкерс показался мне темнее, больше и враждебнее, чем прежде. У парадного входа я поздоровался с охранником.
— Вы уже были здесь вчера, — ухмыльнулся он. — Давайте, давайте, рассказывайте мне, что вы не на разведку.
— Тренировка еще не кончилась? — спросил я.
— Угу. Давайте, идите. Уверен, тренер не будет возражать.
Я не был уверен в этом. Но пошел.
Стук баскетбольных мячей об пол эхом отдавался от стен спортзала. Вся команда (и первый состав, и запасные) была на площадке, отрабатывая сложные упражнения. Они чередовались, менялись местами так, чтобы каждый как можно лучше понял, что нужно делать в каждой позиции. Но главным в игре было передать мяч лидеру. Тайрелу. Каждый раз все заканчивалось этим. Тайрел забрасывал мячи. Тайрел приносил очки команде. Вся надежда была только на Тайрела.
Тренер Фарлоу стоял у боковой линии. Он наблюдал за игрой, следил за движениями каждого, но в особенности Тайрела. Я прошел по короткому проходу между трибунами, подошел и встал рядом с ним.
Он взглянул на меня, потом снова отвернулся к игрокам.
— Привет, — сказал он. — Пришли посмотреть тренировку?
— Нет, — сказал я. — Пришел поговорить.
Он снова посмотрел на меня, потом дунул в свисток, висевший у него на шее.
— Отлично, парни!
Потные игроки остановились. Они стояли, вытирая лица футболками, стараясь отдышаться. Он одним духом выпалил два набора имен. Четверо игроков ушли за боковую линию. Две команды выстроились на площадке. Реймонд в дальнем конце комнаты встретился со мной глазами. Я кивнул ему. Остальные глянули в мою сторону и сосредоточились на тренере, когда он снова закричал.
— Отлично, начинайте, — крикнул он. — Хокинс, возьми чаевые, как вы с Фордом это называете.
Один из парней, уже уходивший с площадки, побежал за мячом. Другой подбежал, чтобы взять у тренера свисток. Мяч бросили в центр поля. Игра началась.
— Вы часто позволяете им самим судить игру? — спросил я Фарлоу, стоявшего возле меня и следящего за игроками острым взглядом голубых глаз.
— Им это полезно. Заставляет их следить за тем, что происходит. Им приходится брать на себя ответственность. Большинство из них довольно хорошо с этим справляется.
— Только не Ломакс, готов поспорить.
— Ломакс? Он обычно выводит всех из себя. Он все время объявляет фолы направо и налево. Просто чтобы продемонстрировать свою значительность.
— Вы останавливали его?
Фарлоу посмотрел, как Реймонд вырвался вперед, бросил мяч из-под кольца, но промахнулся. Тайрел подхватил отлетевший мяч и с легкостью забросил его в корзину.
— Главное, чтобы они поняли, из чего сделаны. Из чего сделан каждый из них. Ничего не выйдет, если я стану останавливать их.
— А кроме того, — сказал я, — вы ведь и не смогли бы остановить Ломакса, верно?
На этот раз он посмотрел на меня и уже не отворачивался.
— Что вы имеете в виду?
— Никто никогда не мог остановить Ломакса, помешать ему делать то, что он хочет. Не важно, насколько опасно это было для него или для кого-то другого. Он никогда не прекращал игру, верно?
— Что?
— Вот в чем было дело, не так ли? У него был СПИД, но он продолжал играть.
Раздался свисток. Тишина. Потом шлепки кроссовок о дерево и хлопанье мяча, когда игра опять продолжилась. Фарлоу не сводил с меня глаз.
— Вы не сумели отговорить его, — сказал я. — Вы не могли просто выкинуть его из команды, потому что он был слишком хорош. Вам пришлось бы объяснить причину, а закон защищает людей от подобных вещей. Он снова вернулся бы на площадку, а вы потеряли бы работу. Но вы не могли допустить, чтобы он продолжал играть. Это могло бы уничтожить все.
С дальнего конца площадки донеслись крики: Тайрел перехватил мяч и бросил его раньше, чем кто-нибудь из той или другой команды оказался рядом.
— Могло бы уничтожить что? — спросил Фарлоу тихим напряженным голосом.
— Вы знаете ответ, — сказал я. — Вы же понимаете, у меня есть доказательства... Ну хорошо, если вы этого хотите...
Теперь за игрой следил уже я, а не Фарлоу. Я продолжил:
— Если бы Ломакс остался в команде, они не смогли бы закончить сезон. Кое-кто из его же собственных приятелей не хотел играть с ним. В этой игре парни получают травмы. Кровь, пот, слюна. Другие парни испугались.
Так было с Мэджиком Джонсоном: он не смог больше играть после того, как все узнали, что у него СПИД, потому что парни из других команд боялись играть с ним. Мэджик был человеком высшей пробы. Он не стал с этим бороться. Он ушел из команды.
Но Ломакс был не таков, не так ли? Ломакс прекрасно себя чувствовал, и он собирался продолжить играть. И если бы стало известно, что у него СПИД, его собственные товарищи по команде могли бы взбунтоваться. Так же, как и команды ваших противников. И целый сезон был бы потерян.
Вот чего вы испугались. Упустить время. Упустить последний шанс для Драма.
Мы оба посмотрели на площадку, где какой-то парнишка готовился к штрафному броску.
— Ломакс сам убил себя, — Фарлоу говорил решительно и медленно. — Он взял свой пистолет и застрелил свою девчонку и себя.
Я сказал:
— Его пистолет у меня.
— У него был не один пистолет. Он бахвалился этим.
— Может, и так, — сказал я. — Может, нет. Но тот, что у меня, это револьвер. Парни, которые любят револьверы (а я — один из них), любят их за надежность. Вы можете зарыть револьвер в землю на месяц, и когда вы выкопаете его, из него можно будет стрелять. Ломаксу в пистолетах именно это и нравилось. Бывали времена, когда мне приходилось брать с собой автоматический пистолет, и это всегда заставляло меня нервничать. Даже если бы у меня был автоматический пистолет, это не то оружие, которое я взял бы с собой, собираясь застрелиться.
Фарлоу ничего не ответил. Он смотрел на своих парней, смотрел на игру.
— Есть люди, которым нравятся автоматические пистолеты, — сказал я. — Они скорострельные, они мощные. У вас именно такой, да?
— У меня? — Фарлоу попытался рассмеяться. — Это просто смешно. Пистолет?
— Автоматический, — сказал я. — Той же фирмы и модели, что тот, которым убили Ломакса и Айшу. Эту мысль подбросил мне Драм. Он сказал, что все здесь должны иметь оружие. Я задумался, кто эти “все”? Я спросил про вашу лицензию у Суини. Он рассказал мне про нее и добавил, что, если я буду досаждать вам, он отправит меня в камеру. Он знает?
Мяч вылетел за пределы площадки, едва не задев нас. Судьи и игроки собрались и продолжили игру. Мяч почти сразу опять улетел. Раздался новый свисток, и игра началась снова.
— Нет, — тихо сказал Фарлоу.
Некоторое время мы молча наблюдали за игрой. Некоторые игроки плохо владели мячом, но каждый выкладывался до конца, отдавая игре все свои силы.
— Не всякому тренеру удается добиться такого от своих воспитанников, — сказал я.
— Как вы догадались? — спросил Фарлоу.
— Кое-какие мелочи. Они вдруг все сложились вместе. Пистолет. Тот факт, что Ломаксу не нравилось в парке.
— Не нравилось в парке? — сказал Фарлоу. — Парень может выбрать для смерти место, которое ему не нравится.
— Разумеется. Но его тренер не станет искать его там, если только у него нет причины думать, что он может там быть.
Фарлоу не ответил. Он посмотрел на часы на стене спортзала; потом он вышел на площадку, хлопнул в ладоши и закричал:
— Ладно, парни! Очень хорошо. Теперь в душ! Останьтесь и подождите. Я поговорю с вами позже.
Парнишка со свистком вернул его тренеру. Парень с мячом перебросил его Фарлоу. Реймонд поднял брови, проходя мимо по пути в раздевалку. Я покачал головой.
Фарлоу смотрел, как они уходят. Когда дверь за ними захлопнулась, он остался неподвижен, словно все еще смотрел, все еще видел что-то.
— Один мальчик, — он говорил не со мной. — Один-единственный шанс. Год за годом ты всю душу вкладываешь в этих детей, а они кончают в сточной канаве. А потом у тебя вдруг появляется один мальчик, который может вырваться отсюда, один-единственный шанс. Драм хорошо подготовлен, но он слаб. Не физически. Но он не может сосредоточиться на игре. Если он опять упустит сезон, тогда он все потеряет. Он ограбит другую чертову заправку или выкинет что-то еще. Все должно случиться теперь.
— Ломаксу было всего восемнадцать, — сказал я. — Айше семнадцать. Она была беременна.
— Они были мертвы! — глаза тренера сверкнули. — Они уже были мертвы. Сколько лет, по-вашему, у них еще оставалось? Ребенок родился бы больным СПИДом.
— Так вы еще и оказали им услугу?
Он осекся.
— Нет, — его голос дрогнул. — Я не это хотел сказать. Но Драм... Столько людей мечтают об этом, Смит. А они были уже мертвы.
Мне нужна была сигарета. Я закурил. Тренер не пытался остановить меня.
— Вы предложили ему встретиться в парке?
Он кивнул.
— В такую погоду там никого не было. Я знал, что ему там не нравится, но... — он не закончил.
— Но вы же его тренер.
— Я знал Ломакса. Он никогда не позволял мне заметить, что он нервничает. Боится. Мне просто не пришло в голову, что он возьмет ее с собой.
— За компанию, — сказал я. — Так сказала его младшая сестра.
— Я просто не мог... не мог сделать это, когда увидел, что она там. Я попытался еще раз уговорить его отказаться от игры. Обещал завысить ему оценки, чтобы он окончил школу. Сказал, что найду ему работу. Сказал, что ради Драма нужно, чтобы он ушел.
— Что он ответил?
Тренер уставился в противоположный конец спортзала.
— Он сказал, что если разведчики приедут посмотреть на Драма, может, они заинтересуются и защитником.
Он снова повернулся ко мне.
— Другого выхода не было, Смит.
— Нет, — сказал я.
Я курил свою сигарету. Фарлоу опустил глаза на свои руки, огрубевшие от многолетней работы с мячом и у школьной доски.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он. — Скажете Суини?
— Суини не хочет слышать об этом. У меня нет твердых доказательств. Для него дело закрыто.
— Тогда что? — спросил он. В его глазах засветилось что-то, похожее на надежду.
Я посмотрел на дверь, за которой скрылись игроки.
— У меня есть клиент, — сказал я.
— Вы скажете Коу?
Я загасил сигарету о трибуну и убрал окурок обратно в пачку.
— Или ему скажете вы.
Мы помолчали. Наконец он сказал:
— Знаете, что хуже всего?
— Что?
— Коу вдвое лучше, чем любой из них. Драм — громила, Ломакс был подонком, Пепел — трус. Но Коу, он сильный, но не подлый. Он отличает добро от зла, и он не позволяет своему самолюбию сбивать его с толку. Но я ничего не могу сделать для него. Я не могу помочь ему, Смит. Но я могу помочь Драму.
— Вчера, — сказал я, — вы сказали мне, что я здесь потому, что месть за друга заставит Реймонда почувствовать себя мужчиной. И это поможет.
Он посмотрел на меня, сделал движение в сторону двери, куда ушли игроки, но остановился.
— Я буду ждать звонка от Реймонда, — сказал я. — Я дам вам несколько дней. Потом я позвоню ему сам.
Я еще раз оглядел спортзал, потом прошел по короткому проходу между трибунами и вышел, оставив тренера позади.
|
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
На следующий вечер, когда я сидел за пианино, Реймонд позвонил. Он сразу начал с главного.
— Тренер сказал мне, — объявил он.
Я закрыл крышку пианино, вытащил из кармана сигареты.
— Что ты сделал?
— Сначала я не мог поверить. Смотрел на него, как идиот. Тренер, чувак! Ты понимаешь?
Я понимал. Я ничего не сказал.
— Потом я почувствовал, что готов убить его.
У меня перехватило дыхание.
— Но?
— Но я услышал в голове голос Ча, — сказал Реймонд. — Он смеялся. “Что тут, черт возьми, такого смешного, братан? — спросил я его. — Этот парень убил тебя”. Ча смеялся в моей голове. Он сказал: “Ради Тайрела, братан? Это самая смешная вещь на свете”. И все смеялся и смеялся.
— Что ты сделал?
— Ушел оттуда, чтобы пойти и подумать. Понимаешь, я был в тупике. Что будешь делать, Рей? — спросил я себя. — Пойдешь к копам? Мне нужна была передышка.
— Если захочешь сделать это, — сказал я, — я пойду с тобой.
— Нет, — сказал он. — Это не по мне. Другое дело, самому разобраться с тренером. Но это тоже не по мне. Так что же мне было делать? Позволить, чтоб ему это просто сошло с рук? Он убил моего лучшего друга; он должен заплатить за это. Должен заплатить. Но в голове у меня все смеялся Ча: “Ради Тайрела, чувак?” А потом я понял, что он хотел сказать. И я понял, что ничего не должен делать.
— Почему? — спросил я.
— Потому что до Ча с Айшей был Тайрел.
Прошло несколько секунд. Потом я понял.
— Господи Иисусе, — сказал я.
— Ага, — согласился Реймонд. — Тренер сделал то, что он сделал, чтобы у Тайрела был его шанс. Но у Тайрела нет никаких шансов.
Нет никаких шансов. Ни на карьеру в профессиональном спорте, ни на колледж. Два убийства. Дело всей жизни, с трудом завоеванное доверие — все потрачено впустую. Тайрел, возможно, сумеет все скрыть, сумеет держать рот на замке (чего не умел Ломакс). Поначалу, возможно, никто не узнает. Но вирус неотвратим. Он доберется до Тайрела раньше, чем у Тайрела появится шанс сделать свои мечты реальностью.
— Реймонд, — сказал я. — Мне очень жаль.
— Чувак, — сказал он, — мне тоже.
Вот и все. Я сказал Реймонду, чтобы он не пропадал. Он коротко рассмеялся. Мы оба знали, почему. Повесив трубку, я еще некоторое время постоял у окна. Когда небо из пурпурного стало серым, когда надежды растаяли, я надел куртку и пошел на баскетбольные площадки Сороковой улицы посмотреть, как дети играют в баскетбол под фонарями.
